Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 1

Через полмесяца после того, как великий Певец решил прописать меня в своем гареме и отнесся к этому не с большим рвением, чем начальник паспортного стола, ставящий свою подпись в паспорте переехавшего в его район нового жильца, у меня случилась задержка.

Бывали задержки у меня и раньше, но Бог миловал… Сперва я надеялась, что пронесет и на этот раз, и довольно спокойно ждала, приняв, естественно, все соответствующие меры: ударную дозу аскорбинки, горчичники на поясницу, какие-то таблетки, которые подсунула мне одна из моих заказчиц, прыгала с табуретки так, что чуть пол не провалила, поднимала бак для кипячения объемом в двадцать пять литров, полный воды. Его тяжести я даже не почувствовала и тогда решила поднимать Татьяну.

Я обхватила ее руками за талию, прижала к себе и начала методично поднимать. На третьем или четвертом разе Татьяна закрыла глаза и подозрительно замолчала. Я поставила ее на пол и потеребила за плечо.

— Что с тобой, Тань? — испуганно спросила я. — Я тебе что- то пережала? — И легонько похлопала ее ладонью по щекам.

— Не знаю, как насчет выкидыша, — сказала Татьяна, томно открывая глаза, — а забеременеть от такого упражнения, по-моему, можно. Если закрыть глаза, то такое впечатление, что это Володька тискает. Только у него почему-то груди выросли. Но так даже интереснее…

— Дура ты, Танька, — обиделась я.

Но это упражнение мы делать перестали. Ничего не сработало. Для меня все это как для слонихи дробинка. Смешно было и думать, что, подняв Таньку или прыгнув с табуретки, я смогу выкинуть…

Тогда мы с Татьяной решили предпринять генеральное сражение.

Мы закупили две бутылки нашего любимого «Шартреза» и целую пачку горчичного порошка. Из этих двух бутылок я выпила, наверное, граммов четыреста… А крепость у «Шартреза» такая же, как у водки. Пила я его сперва нашими любимыми маленькими рюмочками, но скоро очень устала и перешла на чайную чашку. До сих пор не знаю, почему я не взяла хрустальный фужер?

Крепко выпив, я наполнила полную ванну горячей воды, залезла в нее и спустя минут десять, разогревшись как следует, растворила в ней почти полпачки горчичного порошка. Через пять минут все тело у меня горело, как под горчичником, но я мужественно терпела. Вернее, не чувствовала-

Спасла меня Танька. Всмотревшись в желтую от горчицы воду, она вынула из воды мою безвольную руку и тихо ойкнула — рука была багрового цвета. Уцепив меня за пятку, она попыталась вытащить ногу, но мокрая пятка все время выскальзывала из рук, и нога, обдавая Таньку с ног до головы брызгами, со страшным шумом плюхалась обратно.

Все это я передаю исключительно со слов Таньки, так как тогда в ванной совершенно отключилась, смотрела на нее бессмысленными глазами и хихикала. Потом мне это понравилось, и я сама начала поднимать ноги и с размаху плюхать их в воду, заливая и бедную Татьяну, и пол желтой водой, едко воняющей горчицей.

Но Татьяна, проявляя чудеса храбрости и дружеской преданности, не уходила, так как то, что она видела, было ужасно. Мои огромные ноги, которыми я так резвилась, были почти свекольного цвета, и Татьяна понимала, что если меня немедленно не извлечь из ванной, то я просто сварюсь и с меня клочьями слезет моя гладкая, атласная, нежно-розовая кожа, которой я всегда так гордилась…

Но извлечь меня оказалось неожиданно трудно. Ни на какие уговоры я не поддавалась и только истерично хохотала в ответ. Татьяна пробовала вытащить меня силой, но багровые руки и ноги мои выскальзывали из ее рук и падали в воду, обдавая ее новыми порциями брызг. В довершение всего горчичная вода попала ей в глаза, и Татьяна заливалась горючими слезами, сперва чисто механически, а потом и по-настоящему от страха. И еще от обиды, что я такая скотина, издеваюсь над ней и могу в этой сраной ванной с говном умереть совсем.

Наконец она сообразила, что нужно вытащить из-под меня пробку и спустить воду с горчицей. Пробившись с плотно зажмуренными глазами сквозь тучу брызг, Татьяна нашарила между моих дрыгающихся ног пробку и вытащила ее. Я же, подмигнув глупой подружке, с пьяной хитростью заткнула сливное отверстие пяткой. Танька это заметила и, бросившись на меня с площадной руганью, от которой я опешила, несмотря на весь хмель, прямо в кофте залезла с рукавами в воду, обхватила мои ноги, подняла, прижала к груди и не выпускала до тех пор, пока горчичная вода не слилась до последней капли.

После этого она включила холодный душ и обмыла меня с ног до головы. От холодного душа и, наверное, от боли, которую я наконец почувствована, я немного пришла в себя и уже сама безропотно вылезла из ванной, правда, поскользнулась и растянулась на кафельном полу, набив себе здоровенный синяк на бедре и ободрав локоть.

Татьяна вытерла меня, завернула в полотенце и, отведя в спальню, уложила в кровать. После этого она содрала с себя мокрую, провонявшую горчицей одежду, приняла душ, вытерлась и, накинув на себя какой-то мой халат, пришла ко мне в спальню. Я уже мирно спала. Кожа моя горела. Татьяна нашла тюбик с питательным кремом и смазала меня всю с головы до пяток. На это дело у нее ушел весь тюбик…

Наутро, противно хихикая, она сказала мне:

— Когда я начала тебя смазывать везде… Ну не совсем везде, — поправилась она, — а только сверху… Ну, грудь там, живот, бедра… Ты вдруг так застонала, что я сперва испугалась и подумала, что ты от боли… Но потом поняла, что ты просто завелась, и даже захотела прекратить это дело, а потом подумала: да черт с тобой, заводись, а смазать все равно надо, чтобы кожа не облезла. Потом ты начала так двигаться… Потом, когда я уже всю тебя обмазала и укрыла одеялом, ты как-то так сжалась… Потом выпрямилась, громко вскрикнула, задрожала вся, потом замерла и через секунду заснула.

— Ну и что? — спросила я.

— Здорово! — сказала Татьяна. — Научишь так меня?..

— Дура, — сказала я, — с человека чуть кожа чулком не слезла, а она все о своем.

— Одно другого не касается, — сказала Танька.

Еще через месяц стало ясно, что я беременна основательно и бороться с этим можно только радикальными средствами. Никаких других мой могучий организм признавать не хотел.

— Конечно, аборт, — сказала Татьяна. — Тем более что они теперь разрешены официально и не нужно искать по всей Москве врача, платить ему бешеные деньги и бояться, как бы чего не вышло…

Мы сидели у меня в спальне. Я строчила ей батистовую кофточку с длинными рукавами и с круглым воротничком под горлышко, которую она с тоненьким галстуком собиралась носить под свой серый костюм, а она потягивала кофеек, сидя от меня подальше. Меня от запаха кофе, особенно по утрам, в последние две недели тошнило. И от сладкого чая тоже. И от воды — особенно кипяченой. Единственное, что я могла безнаказанно пить, это кефир или пиво.