Салли Боумен - Любовники и лжецы. Книга 2

Забрав у нее бинокль, он ненадолго навел его на то окно, о котором она говорила, а потом начал разглядывать другие детали. Джини видела, как взгляд его скользит по деревьям сада, окаймлявшего улицу и тупик, которым она заканчивалась. Опустив бинокль, Паскаль озабоченно нахмурился.

– Странно, – пробормотал он.

– Что странно?

– Слишком уж здесь тихо, вот что. Ни машин, ни людей.

– Половина домов здесь относятся к разряду загородных и используются только для летнего отдыха. Помнишь, я тебе говорила? Иногда они месяцами пустуют. К тому же сегодня суббота. Еще рано. Многие до сих пор спят.

– В такой погожий день? Присмотрись, Джини. Как на кладбище.

Джини вновь взяла бинокль, а Паскаль вернулся к своим камерам. Тупик и в самом деле выглядел до странного пустынным. Ни на улице, ни на подъездных путях не было запарковано ни одной машины. Ни одного пешехода. Джини стало слегка знобить. Она посмотрела на часы: скоро пора идти.

Джини отошла от окна. Паскаль не обращал на нее ни малейшего внимания. С подчеркнутой тщательностью он прилаживал к фотокамере телеобъектив. Джини прокашлялась.

– Днем, – начала она, и даже ей собственный голос показался слишком напряженным и фальшивым, – днем это отличная точка для наблюдения. А что же ночью, Паскаль?

– Ты же не веришь, что он вообще когда-либо здесь появится. Так что на твоем месте я бы не очень волновался.

– Неужели и спросить нельзя?

– Если тебе так хочется знать, то темнота не является помехой. Видишь вот это? – Он поднял камеру, посмотрел в видоискатель и что-то быстро подрегулировал. – Спасибо военным. С помощью этой штуковины я могу видеть и в темноте. Как кот.

– При чем тут военные?

Паскаль пожал плечами. От его позы по-прежнему сквозило холодом.

– Нет времени объяснять. Слишком много технических подробностей. Боюсь, не поймешь. К тому же тебе на поезд надо. Смотри не опоздай.

– И все же мне хотелось бы понять, Паскаль.

– Ну, коли так, то слушай.

Паскаль сел на корточки. Разговаривая, он одновременно ловко заряжал фотокамеры пленкой.

– Очень многое в современной фотоаппаратуре появилось благодаря исследованиям в области вооружений. Взять хотя бы инфракрасные приборы ночного видения или приспособление, известное как усилитель изображения. С помощью такой штуки солдат может за полтора километра снять противника из винтовки. В кромешной тьме он легко различит его. Поймав противника в такой прицел, солдат способен попасть ему точно в голову. Перед тем как нажать на спусковой крючок, он может с уверенностью сказать, не следовало ли тому накануне побриться. – Он повел плечом. – В дневное время, конечно, дальность прицельной стрельбы увеличивается. Тогда уже противника можно попытаться достать и за три километра, уж во всяком случае более чем за два. Ну, а в ночное время и полтора не так уж плохо.

– Не так уж плохо? Да это просто ужасно.

– Ясное дело. Это делает убийство чисто клиническим действием. Ты слышала когда-нибудь об «умных бомбах»? Так вот знай теперь, что есть и «умные винтовки», и «умные камеры». Вот эти, – протянул он ей свой фотоаппарат. – Видишь, какой тяжелый? Технология – та же самая, что и у вооружений для ночного боя. Эта камера позволяет мне стать таким же зорким, как армейский снайпер. – Он выдержал паузу. – И еще с ее помощью можно вести ночные съемки. В нее вставлена специально обработанная пленка. С расстояния, которое отделяет нас от той виллы, если правильно выбрать угол и выдержку, я могу раз двадцать сфотографировать человека, пока он поднимается по этим ступенькам. Стоит Хоторну или кому-то еще появиться на ступеньках крыльца или в комнатах в задней части дома, можно не сомневаться: он мой.

– А изображение будет четким?

– Разумеется. Уже во время проявки пленки ты сможешь различить каждую морщинку на лице Хоторна. Ты увидишь выражение его глаз, рисунок его галстука…

– И блондинку?

– И ее тоже. Evidemment.[13]

Говоря это, Паскаль поднял на нее глаза. В чертах ее лица читалось нервное напряжение. Она стояла как-то неуклюже, беспрестанно теребя ремешок сумочки, висящей у нее на плече. Губы ее были слегка припухшими, на шее теперь можно было различить небольшие царапины. Ему тут же вспомнилась их ночь в оксфордском отеле, тот телефонный звонок и мерзкий шепот: «Ты знаешь, куда прийти, Джини. И надень свое черное платье».

Паскаль беспокойно поднялся на ноги и посмотрел на нее. Ее ответный взгляд был жалок. С глухим стоном он прижал Джини к себе и начал целовать ее лицо и волосы. Она прильнула к нему, открытым ртом ловя его губы. Его поцелуи были жаркими, глубокими. Джини заплакала, и Паскаль принялся осушать поцелуями ее слезы, припав потом снова к ее рту. Ослепнув от бешеного желания, он начал расстегивать ее пальто. Джини покачнулась, и Паскаль еще крепче прижал ее к себе. Она застонала. Рука Паскаля легла ей на грудь. Отодвинув ее волосы назад, он уткнулся лицом в ее шею.

– Останься, – прозвучал его шепот, – пожалуйста, родная…

Произнеся эти слова, Паскаль почувствовал, как сразу же напряглось все ее тело. Она попыталась было отстраниться от него, но все же позволила поцеловать себя еще один раз.

– Нет, – твердо ответила Джини, положив свою ладонь ему на губы. В глазах ее была печаль. – Нет, Паскаль, и не уговаривай. Даже это не поможет.

Оба замолчали, через секунду он резко отвернулся.

– Что ж, будь по-твоему, – сухо сказал Паскаль. Он вынул из кофра еще одну камеру и с нарочитой сосредоточенностью начал приставлять к ней объектив.

– Почему? – страстно заговорила Джини. – Почему ты никак не хочешь согласиться со мной? Ведь моя поездка может оказаться очень важной. Разве тебе непонятно?

– А мне все равно, – оторвал он глаза от фотоаппарата. – Я, как мог, пытался удержать тебя. Дальнейшие попытки бесполезны. Я люблю тебя, беспокоюсь за тебя, но ты не придаешь этому значения. А у меня здесь дело, и я доведу его до конца. Вот и все. Ты бы могла помочь мне, как я помогал тебе все то время, что мне приходится заниматься этим материалом. Но нет, тебе на все это наплевать. Знаешь, Джини, ты очень своенравная особа – безрассудная и упрямая одновременно. Хочешь уйти? Иди!

– Паскаль…

– Иди, Джини. – Выпрямившись, он посмотрел сначала на фотоаппарат, а потом снова на нее. – Все кончено. Точка.

– Я не верю тебе. Ты не можешь… Именно сейчас…

– Именно сейчас забудь обо всем, что было. Я могу. И пусть у тебя не возникает на этот счет ни малейших сомнений. Однажды я уже выбросил тебя из своей жизни и, как видишь, не умер. Если будет нужно, выживу и во второй раз. Выбор за тобой.