Жестокии развод - Ария Тес

работает это правило. Они почувствуют фальшь, связь будет не установлена. Я лучше все прямо скажу, чем потом буду страдать из-за собственного эго.

Поднимаю брови.

Они продолжают молчать. Не знают, как правильно и с какой стороны такие разговоры заводить в принципе, но это ничего.

– Хорошо, что вы решились, – киваю им по очереди, – Это правильно – заботиться о маме. И я не в претензии, что вы могли подумать так, как вы подумали. Возможно, я бы и сам так подумал, но вот он я. Перед вами. С голой душой и на ваш суд: я в нее влюблен не за то, что она для меня сделала, а за то, какой она человек. Обижу ли я ее когда-нибудь? Ни за что. Я вам обещаю, что ровно столько, сколько она позволит быть рядом с ней, я буду преданным до своей последней запятой. Я буду ее оберегать, ценить, а главное – она всегда будет улыбаться. Все для этого сделаю.

– И мы должны поверить? – тихо спрашивает Артур.

Слышу по голосу, как спадает градус. Злости почти нет. На донышке, так сказать, но если он позволит, я ему потом покажу, как ее купировать. Сейчас пока рано лезть со своими советами.

– Нет, конечно, – жму плечами, – Вы меня пока не знаете, но я свое слово всегда держу. У нас может не выйдет, никто от этого не застрахован, но страдать она не будет. Я буду с ней частен, а вы будете рядом, чтобы меня контролировать.

– И ты не…против? – так же тихо спрашивает Артем.

Улыбаюсь.

– Что вы будете рядом? Нет, конечно. Вы – ее часть. Я все в ней принимаю, а вас особенно. Даже если вы пока мне не доверяете – это нормально.

– Пока? Звучит очень оптимистично.

– А я по жизни оптимист, Артур. Да и потом. Мы, когда познакомимся поближе, ты поймешь, что я еще и упертый, как баран. Если что-то решил, то буду переть до талого.

– И что же ты решил?

Беру короткую паузу на формулировку, и она приходит сама.

– Что счастье вашей мамы для меня приоритет. Я хочу, чтобы она была счастливой, понимаете?

Снова повисает пауза, но на этот раз я не слышу, как работает холодильник. Я слышу, как гулко и часто бьется мое сердце…

Давайте же. Дайте мне шанс. Не ставьте крест, ведь это самое ужасное, когда на тебе ставят крест…

Наконец, Артур встает. Он смотрит на меня пристально и все еще не доверяет, но…

– Я не скажу, что верю тебе, буйвол. Но!

Но?…

– Она…выглядит довольной. Мама улыбается так, как не улыбалась уже много лет, и…наверно, пока мне этого достаточно. А если что-то пойдет не так…

– Ты надерешь мне задницу?

– Именно. И не надо думать, что мне сил не хватит. Твои габариты не помогут. Я занимаюсь борьбой…

Хочется, конечно, посмеяться, но окей. Я загораюсь. Это еще одна ниточка от меня к нему, и, черт возьми, как же мы похожи.

– Я тоже занимался.

– Да?

– Да, расскажешь?

– О чем? – неуверенно косится на меня, а я хмурюсь.

Что за странный вопрос? У них же есть отец. Он что…ни разу не спрашивал у них ни о чем?

– Ну…не знаю. О том, какой именно ты борьбой занимаешься, что тебе нравится. Об успехах? О чем угодно. Мне интересно, да и хочется вспомнить юность.

Парень продолжает неуверенно мяться, а я недоумевать. Серьезно?! Их папаша никогда не спрашивал о таком? Абсурд. Олег не проявляет интереса к борьбе, что, конечно, жаль чисто с моей колокольни, но хорошо в общем смысле. А тут такой шанс! Да говори же ты!

– Эм… – он сбрасывает наваждение и напяливает на лицо маску, – Меня обхаживать необязательно. Я…

– Мне интересно.

Артур вскидывает брови и выдавливает ненатуральный смешок.

– Да ну?

– Да, – отвечаю честно, а потом указываю глазами на стул, – Садись и рассказывай, парень. Или струсил?

– Я не…с какого хрена мне трусить?

– Тогда садись и говори, хватит булки мять уже.

Он опешил и потерялся, пока Артем тихо хихикал в ладошку. Забавно…улыбаюсь, чтобы не смущать, поворачиваюсь, но сам на иголках. Давай, парень. Сделай шаг…

И он делает.

Слышу, как отодвигается стул, Артур снова занимает место за столом, а через мгновение набирает побольше воздуха в грудь и начинает…

– Если хотел тряхнуть стариной…

– Тряси уже молодостью, – со смехом парирую, – Серьезно. Че ты тянешь?

Артур еле сдерживает улыбку. Так выглядит первый кирпичик, если что, и он внутри меня горит и млеет.

– Я занимаюсь…

Каждое его слово наполнено безграничным, но напускным безразличием. Только по мере рассказа, он начинает открываться и показывать свои истинные эмоции ребенка, который рад, что им наконец-то искренне интересуются. А я интересуюсь.

Мы говорим с ним еще пару часов, и я даже не замечаю, как проходит ужин, а за окном наступает глубокая ночь.

С этого дня Артур больше не покидает этого дома. Теперь мы живем впятером.

34. Ускользает Толя

– …В смысле ты не будешь жить здесь?!

Смотрю на своего сына, а чувствую стену. Артур стоит передо мной весь такой чужой и взрослый, и будто бы мы вообще не знакомы друг с другом?

Хочется спросить: когда ты успел так вырасти? Хочется нажать на паузу, но вместо этого я стою и смотрю на своего старшего сына и не могу пошевелиться.

Уходит.

В башке набатом долбит лишь одно слово и одна, такая теперь отвратительная, действительность. Я знаю, что значит каждое слово, произнесенное им – не дурак; и я весь все еще могу составлять предложения и понимать их смысл. Не знаю, зачем тогда переспрашиваю? Раз уже знаю ответы на свои вопросы? Хм…

Какой бред.

В глубине души я надеюсь, что он даст заднюю, засмеется сейчас, стукнет по плечу и своими дернет со словами: расслабься, старый. Я пошутил так. Неудачно. Выдыхай.

Но Артур не шевелится. Он только подбородок вскидывает, будто вызов мне бросает, а у самого кривая ухмылка на губах.

Ярость.

Ненависть.

Я читаю все это в его взгляде, и все это меня шпарит. Блядь. Как бы мне хотелось, чтобы все было иначе…

Запудрить мозги своим детям было просто. Точнее, мне так казалось. Вероника сразу встала на мою сторону, но в ней я никогда не сомневался. Моя дочь всегда была моей дочерью, моей маленькой принцессой. Она даже в детстве больше подвязана была на мне, а к Гале