Кэрол Марш - Серебряная цепь

— А как об этом узнал Джосс? — растерянно спросила она, не зная с чего начать. Она была полна решимости добиться ответа на все вопросы, выудить все сведения, какие только удастся.

— От моего отца.

— А вы видели Джосса, когда были беременны?

— Нет. Отец позвонил ему, и его адвокат приехал к нам. Он заплатил за все, что и было нужно моему отцу. — Она с вызовом посмотрела на Дану. — Мы — люди бедные.

— То есть, Джосс заплатил вашему отцу? — Дана была в ужасе.

— Я была не замужем. Тогда здесь это считалось неприличным. Мне пришлось жить у тетки в Массачусетсе, а это стоило денег. — Лицо Сары еще ничего не выражало, но говорила она все быстрее и быстрее.

— И Джосс заплатил за это, — сказала Дана, пытаясь представить себе ситуацию.

— Да.

— А вы не думали об аборте?

— Нет. Это было запрещено.

— Но… ваша мать? Разве она не… — Дана запнулась.

— Она не простила мне того, что я покрыла позором честь семьи. В этом отношении у нее были старые взгляды, поэтому-то я здесь. Она никогда не простила мне роман с женатым мужчиной.

— Господи! Это, наверное, было так ужасно для вас. — Дане захотелось обнять суровую женщину, так чинно восседавшую в своем кресле, и утешить ее за то суровое испытание, которое ей пришлось пройти почти четверть века назад.

— Я получила то, что заслужила. — Сара пожала плечами, отвергая сочувствие. Она подняла руку к пучку на затылке, и Дана на какое-то мгновение благодаря этому неуловимому жесту разглядела черты молодой девушки, какой была ее мать, пока тяжелая трудовая жизнь не погубила ее красоту.

— И вы отдали своего ребенка, меня, на воспитание.

— Так было лучше для всех. Я не могла заботиться о девочке. А кто-то другой мог дать ей больше.

— Значит, вам было не все равно, — выдохнула Дана, не осмеливаясь просить любви, но надеясь по крайней мере на признание матери, что тогда ей было не все равно.

— Я справилась с этим.

Дана откинулась на спинку кресла, тяжело дыша, как будто только что взобралась на высокую гору и потерялась в облаках. Она устало закрыла глаза и прислушалась к завыванию ветра на улице, от которого дребезжали стекла в маленьких окошках с каждой стороны комнаты. Начало темнеть. Потянувшись к своей сумочке, она достала небольшую стопку бумаг и подержала ее в руке, словно набираясь сил.

— После того как умер мой отец, я просмотрела его бумаги и нашла вот это. Уверена, он не хотел, чтобы я видела их. Меня приучили к безымянным родителям. Но вот письмо от моей приемной матери моему отцу, где она говорит, что хочет удочерить его ребенка. — Дана осторожно взяла квадратный конверт. — Наверное, для нее было непросто простить мужа за его роман с вами и согласиться на удочерение его ребенка. — Она подняла глаза и объяснила. — Они не могли больше иметь детей после того, как их родной ребенок умер, но для нее все равно, вероятно, было трудно примириться с мыслью, что у Джосса есть ребенок. — Она протянула письмо пожилой женщине. — Хотите прочитать?

— Нет. — Сару не заинтересовали бумаги, которые показала ей гостья.

Дана положила письма в сумочку и искренне заговорила. Почему-то ей захотелось оправдать своего отца перед матерью.

— Он не был плохим. Он просто любил всех, особенно красивых женщин. Он был таким веселым и очаровательным. Все обожали его. Он не хотел причинить вам зло. Просто он был актером, понимаете. — Она вздохнула, зная, что если Джосс и завел летний роман в отсутствие жены, хотя очень любил Кэтрин, он наверняка не задумывался, что будет на следующий день, и вряд ли мог себе представить, что может причинить кому-нибудь сердечную боль, особенно милой молодой девушке. Хотелось сказать что-то еще, но она не находила нужных слов, чтобы описать деятельность ветреника этой суровой женщине.

— Я знаю. — Короткая вымученная улыбка появилась на лице Сары и так же быстро исчезла. Затем она устремила взгляд куда-то вдаль и, казалось, погрузилась в свои мысли, будто она ждала кого-то или прислушивалась к чьим-то шагам.

Дана затаила дыхание, надеясь, что Сара наконец расскажет ей всю эту историю, но пожилая женщина просто пожала плечами и снова начала раскачиваться в кресле, не отрывая взгляда от горящих поленьев. Собака беспокойно зашевелилась, зевнула и ожидающе посмотрела на Сару, завиляв хвостом. Когда она не обратила на пса внимания, он лизнул ее руку, и она рассеянно погладила его голову. На какой-то миг Дана почувствовала ревность к собаке. Она поняла, что, несмотря на острое желание, чтобы Сара отнеслась к ней с такой же нежностью, как и к животному, сказки не будет, не будет материнской любви и не будет счастливого конца фантазии, которые она создавала всю жизнь.

Дана обвела взглядом бедно меблированную комнату. Кроме длинного обеденного стола, здесь был большой буфет из вишневого дерева. На открытых полках в верхней его части стоял простой белый сервиз из китайского фарфора, а посредине стояло большое старинное блюдо с китайским рисунком. Было видно, что этим буфетом очень дорожат: поверхность его была тщательно отполирована, и на нем не было ни царапинки. Полы были безупречно чистыми, на окнах не было занавесок, а голые стены были практично окрашены в серый цвет. В комнате не было ничего, что помогло бы Дане понять женщину, ради встречи с которой она проделала такой длинный путь.

— Вы знаете, что у меня есть сын? Его зовут Уэллес, — сказала она, надеясь вызвать хоть какой-то интерес у бабушки к своему сыну, но пожилая женщина лишь слегка покачала головой. Тогда она тихо продолжила: — Вы сказали, у вас есть сыновья. Они наполовину мои братья.

— Они не имеют с вами ничего общего, — рассердилась Сара. — Они знают о вас. Этан сказал, что мы должны все рассказать им, но у них не может быть ничего общего с вами. Как и у вас с ними.

— Я совсем не нужна вам? — осведомилась Дана. Она так долго ждала этой встречи, уже совсем было оставила надежду найти свою родную мать, а теперь, когда нашла ее, оказалось, что дочь ей совсем не нужна. Ей вдруг стало жалко себя и больно при мысли о братьях, о которых она всегда мечтала и никогда не узнает.

— У вас своя жизнь. — Сара взялась за ручки кресла-качалки, наклонилась вперед и проговорила словно из глубины сердца, глазами требуя полного внимания к ее словам. — Да, я родила вас. Но я не воспитывала вас, и вы не можете ожидать, что придете сюда и найдете здесь готовую семью. У вас своя семья. Вы не можете просто так прийти сюда и ожидать, что я буду заботиться о вас, как о своей родной дочери.

— Простите. Мне не следовало приезжать, — жестко сказала Дана, пораженная холодностью Сары.