Ребекка Пейсли - Сердечные струны

Вытянувшись на постели, она смотрела, как раскачиваются ветви деревьев.

— Без золота я ничем не могу заплатить — сто долларов золотом — установленная плата за… — Она закрыла глаза. После того, что случилось, можно ли мечтать о ребенке для Лилиан? — И с тобой нечем рассчитаться, — прошептала она.

— Когда-нибудь пришлю счет, — мягко сказал он, улыбаясь.

Она попыталась ответить на улыбку, но ей это не удалось.

— Не знаю, что теперь делать, Роман. Ребенок… Даже не знаю, что и предпринять.

Он подошел к ней и помассажировал напряженные мускулы плеч.

— Поспи.

— А утром проснусь и все равно не буду знать, что делать.

Улегшись рядом, он обнял девушку.

— Не надо ничего делать, Теодосия. Побудь со мной некоторое время.

Она заглянула в его глаза, освещенные лунным светом. «Возможно, он прав, — подумала она, — пройдет время, и станет ясно, что делать». Прижавшись к нему потеснее, глубоко вдохнула знакомый запах.

— Что мы будем делать вместе, Роман?

— Ничего, — ответил он, нежно улыбнувшись. — И все.

Теодосия съела два блина намного раньше, чем Роман прикончил свою порцию. В голову так ничего и не приходило, что можно придумать для их ничем не занятого первого дня, но продолжала рассчитывать, что ему что-нибудь обязательно да придет. С этой мыслью девушка и принялась за чистку сковороды, на которой пеклись блины. Обернув руку полотенцем, чтобы не обжечься, уже собиралась выбросить на землю все, что от них осталось.

— Подожди! — крикнул Роман.

От испуга сковородка выпала из ее рук.

— Роман, что, Бога ради…

— Там ведь еще остались блины.

Она рассмотрела вначале пустую сковороду, потом его полную тарелку.

— Роман…

— Ты собиралась выбросить блиновых детишек, — объяснил он. — А это лучшая часть завтрака. — Он указал на крохотные кругляши, оставшиеся на сковороде. — Это капли с ложки, когда ты налила большие. Ну же, Теодосия, только не говори, что никогда не ела блинов-детишек. Все это делают.

Она взяла один блинчик размером с монетку и бросила в рот. Он захрустел на зубах, оставляя тот же вкус, что и большие.

— Ну вот, Роман, я попробовала блинчик-детишку. Доволен?

— Здорово, а?

Она поняла, что тема блинов-детишек не закончится до тех пор, пока не признается, что они ей понравились.

— Не припомню, чтобы когда-нибудь ела более вкусную пищу. В самом деле, почему в лучших ресторанах Бостона не подают такие деликатесы?

— Ну-ну, давай, потешайся. Неужели Роман обиделся?

— Я не потешаюсь, я…

— А должна бы.

— Должна бы что?

— Потешаться. Забавляться. Смеяться. Знаешь, на что еще годятся блины-детишки, кроме еды?

Она не придумала для них иного применения, но подозревала, что Роман знает не менее тысячи.

Взяв несколько маленьких блинчиков, Роман осмотрел окрестности и обнаружил то, что искал.

— Смотри. — Он улегся на живот и бросил несколько крошечных кружочков рядом с муравейником.

Заинтригованная, Теодосия легла рядом.

— Смотри, как они затаскивают блины в муравейник, — сказал Роман, не отрывая взгляда от трудолюбивых муравьев. — Бывало, наблюдал за ними часами. И сейчас люблю смотреть.

— Муравьи — одна из нескольких групп общественных насекомых, которые принадлежат к отряду Hymenoptera, — пояснила Теодосия. — Известные виды муравьев классифицируются на семь подсемейств Formicidae. Предки муравьев, предположительно, имели твердые, окаменелые…

— Теодосия?

— Да?

— Замолчи и наблюдай за муравьями.

Она так и сделала, и вскоре тоже начала бросать кусочки блинов, чтобы муравьи относили их в свой дом. Когда один блинчик оказался слишком тяжелым и его трудно было затащить, она помогла, бросив его прямо у входа в муравейник.

Роман не говорил ни слова, пока она играла с муравьями, наблюдал за ней, испытывая глубокое удовлетворение, что видел радость и удовольствие в ее прекрасных глазах.

Прошло около часа. Теодосия пристроилась около пня и удивилась — Роман снял сапоги и чулки, босые ноги опустил в лужу, сидел и смотрел, как темная липкая грязь просочилась сквозь пальцы ног.

— Зачем ты это делаешь? Он пожал плечами.

— Приятно, но если хочешь испытать, найди свою лужу. Это моя.

Девушка не могла понять, зачем погружать ноги в грязь.

— Нет особого желания.

— Как хочешь. — Он наклонился вперед и опустился в грязь еще и ладонями. Погрузив их глубже, захватил хорошую пригоршню грязи и вытащил ее из лужи.

Теодосия наблюдала, как поднялись и полопались на поверхности лужи маленькие пузырьки, а потом на палец выполз земляной червь. Она не удержалась, чтобы не рассмотреть его поближе.

— Ты нашел члена семьи Lumbricidae, Роман, а именно, бесполого червя, которые передвигаются в земле посредством щетинок…

— Нет, ошибаешься. Это не Lubmicditty.

— Lumbricidae.

— Все равно. — Он поднял червя на уровень глаз Теодосии. — Это Эрни. Добрый старый Эрни Земляной Червяк, и передвигается по земле, извиваясь, понятно? — Стал искать еще червей и вскоре набрал целую горсть.

Теодосия потянулась за одним. Он отвел руку.

— Мои.

Его усмешка захватила все ее внимание, как ей нравилось это капризное выражение.

— Хочешь червяка, Теодосия, найди сама.

Она посмотрела на грязную лужу, Романа разбирал смех.

— Для тех, кто слегка покрывается пылью, сама мысль о том, чтобы сунуть руки в грязную лужу, кажется невероятной. Вот что я скажу вам, леди Чистюля. А как насчет того, чтобы искупаться после грязевой ванны?

— Вместе?

— Что светится в твоих глазах — шок или возбуждение?

Его вопрос застал ее врасплох.

— Я не касалась грязи, Роман, следовательно, не нужно и купание.

И тут же пожалела о своей торопливости.

Роман выпустил червей, захватил еще грязи и провел по ее левой щеке.

— Это больше, чем немного пыли. Нужна ванна. Грязь расползлась и попала на лиф платья.

— Посмотри, что ты наделал.

Ее испуг показался в высшей степени забавным.

— Пора расквитаться со мной.

Не поднимая головы, она посмотрела в его глаза, окунула руки в лужу и вытащила две горсти грязи.

Неподдельное озорство заискрилось в ее прищуренном взгляде: что будет дальше?

— Ну, давай же, — подстрекал он. — Бросаю тебе вызов — раз, два, четыре!

Теодосия уняла дрожь, когда грязь протекла в рукав, подумав, если бросит ее в Романа, то он не останется в долгу, а стать совершенно грязной не очень хотелось, но отступать тоже было нельзя.

Он пригнулся, когда она решилась на бросок.