Сердце Моего Монстра - Рина Кент

того, как он выстрелил в свою мать.

В любом случае, мне нужно его найти. Но прежде, чем я успеваю это сделать, приходит врач, чтобы проверить меня, и говорит, что и я, и ребенок в безопасности. Однако мне нужно отдохнуть несколько недель, чтобы не усугублять свое состояние.

Никаких физических нагрузок, кроме ходьбы. Никакого грубого секса — это немного меня расстроило. Никаких поездок, которые длятся более часа. И летать тоже нельзя.

После того, как он уходит, я встаю и надеваю пушистый халат, который принесла для меня Карина. Пока Анна помогает мне завязать пояс, я спрашиваю:

— О, кстати, кто-нибудь из вас видел моего брата?

Лицо Карины бледнеет.

Мое сердце едва не падает к ногам. Кажется, я помню, как дядя Альберт стрелял, но у Антона тоже был пистолет. Он не мог причинить ему вреда, верно?

— Что такое? — спросила я. Мой голос дрожит. — С ним все в порядке?

— Да, не волнуйся, — Кристина похлопывает меня по плечу. — Он в безопасности.

— Почему я чувствую, что здесь есть «но»?

— Макс спас его, и получил пулю вместо него. Он тоже в отделении интенсивной терапии, — выпаливает Карина, ее веки наполняются слезами.

О, боже.

Нет.

Я не знаю, откуда у меня берутся силы, но я уже беру капельницу и выбегаю из палаты.

Я не слушаю их, как они зовут меня по имени или просят быть осторожной.

Все мое тело словно горит, когда я поднимаюсь на лифте в отделение интенсивной терапии. Затем все мои хаотичные эмоции прекращаются, когда я подхожу к зоне ожидания.

Массивная масса мышц сидит на одном из стульев, кровь пропитывает его шею, руки и рубашку, когда он держит голову в ладонях.

Я медленно подхожу к своему брату, мое сердце колотится так громко, что я боюсь, что оно вырвется наружу. Оказавшись перед ним, я осторожно касаюсь его плеча.

Антон поднимает голову, и впервые в нашей жизни я вижу слезы, подступающие к его глазам.

— Malyshka... — тихо шепчет он, а я просто прижимаю его к груди.

Его руки обхватывают меня за талию, и все его тело сотрясается рядом со мной.

— Мне так жаль, Тоша.

— Я мог бы убить дядю Альберта в тот момент, но заколебался и убил его только тогда, когда было слишком поздно. Я — причина, по которой Макс бросился передо мной. Он не колебался, Саша... Он просто предложил свою жизнь за мою, даже не задумываясь.

— Это потому, что он любит тебя, Тоша. И я знаю, что ты тоже его любишь.

— Что, если... что, если я потеряю его, Саша...? Что мне тогда делать? — я чувствую тоску и боль, волнами исходящие от моего брата.

Я должна остановить себя, чтобы не поддаться обреченным мыслям, но не могу контролировать это, когда мы оба дрожим.

— Ты не потеряешь его, — я отстраняюсь и глажу его по волосам. — Макс — боец и просто так не умрет.

— Он…потерял много крови.

— Это все равно его не убьет. Он Макс, помнишь?

— Он Макс, — повторяет он менее уверенным тоном.

Я снова обнимаю его, и мы остаемся так, кажется, целый час, прежде чем приходит доктор.

Мой брат, шатаясь, поднимается на ноги и почти ударяется о стену, когда врач говорит, что состояние Макса стабильно.

Я сжимаю его руку, улыбаясь сквозь непролитые слезы.

— Я же тебе говорила.

Он улыбается в ответ, выражение его лица смягчается, прежде чем становится трезвым.

— Помнишь, ты сказала, что мне нужно стать счастливым?

Я киваю.

— Я это сделаю.

— Да?

— Да. Ты была права, Саша. Макс важнее долга.

Я ухмыляюсь, как идиотка. Что? Я их сторонник номер один.

— Что ты собираешься делать?

— Как только с ним все будет в порядке, я покину эту жизнь и начну все заново. Теперь, когда бабушки и дяди Альберта больше нет, я буду растить Майка и расхлебывать кашу, которую наша семья заварила в России.

— Ты знаешь, где они оставили Майка?

— Он в Санкт-Петербурге с няней. Я сказал ей, чтобы она пока привезла его сюда, так что они уже в пути.

— Я могу воспитать его, Тоша. Я до смерти люблю Мишку, а ты никогда не умел обращаться с детьми.

— Нет, я сделаю это. Мы с Майком нуждаемся друг в друге. Кроме того, тебе нужно беспокоиться о собственном сыне.

— Мишка — не обуза. Мы можем разделить его опеку, пока я не решу, что ты сможешь заботиться о нем должным образом, — я делаю паузу. — Как вы с Максом вообще там оказались?

— Кирилл отпустил меня. Он пришел раньше в тот день и сказал, что у него есть доказательства, которые он хотел бы, чтобы я увидел лично.

Верно.

Все является частью тщательно разработанного плана для Кирилла. Он заставил нас с Антоном увидеть истинное лицо нашего дяди и сделал то же самое с Константином и Юлией.

Хотя я сомневаюсь, что он просчитал все перестрелки, которые произошли. По крайней мере, я надеюсь, что он этого не сделал.

— Ты... знаешь, где он? — я спрашиваю своего брата.

— Вероятно, в следующем отделении.

— Я вернусь, хорошо?

— В этом нет необходимости. Я собираюсь навестить Макса.

— Я вернусь, — повторяю я, затем быстро обнимаю его.

Убедившись, что он может стоять прямо, я перевожу капельницу в другое отделение интенсивной терапии.

Конечно же, Кирилл сидит напротив торгового автомата. Ноги расставлены, пиджак перекинут через спинку сиденья, лицо замкнуто.

В ярком свете ламп холодно, и я не знаю, почему это заставляет меня спрятаться за углом.

Он поправляет очки средним пальцем, пока Константин берет две чашки растворимого кофе и присоединяется к нему.

Братья сидят плечом к плечу, молча потягивая кофе.

— Эта гадость на вкус как переработанная моча, — ворчит Кирилл, делая еще глоток.

— У меня слишком много вопросов, но самые важные из них: первый: откуда ты знаешь, какова на вкус переработанная моча? Во-вторых, моча вообще пригодна для вторичной переработки?

— Догадка для первого. Да, пригодна, — Кирилл сжимает чашку обеими руками и украдкой бросает взгляд на брата. — Разве мы не собираемся говорить о слоне в комнате?

— Ты пьешь растворимый кофе?

— Юля в коме из-за меня.

Константин глубоко вздыхает, но ничего не говорит.

— Я