Маурин Ли - Лэйси из Ливерпуля

— Тебе виднее, Берни. — Элис постаралась, чтобы голос звучал не слишком прохладно. Она так же, как и Бернадетта, боялась потерять Дэнни, и ей очень хотелось вмешаться. Но она чувствовала себя лишней в отношениях отца и своей лучшей подруги.

— Девушка твоего Кормака выглядит очень правильной и строгой, — заметила Берни, чтобы сменить тему. — Как ее зовут?

— Викки. И она не его девушка, а просто коллега по работе. Он начинает с ней свое дело. — Элис перевела взгляд с сына на Полу и Мориса Лэйси. Пола ждала третьего ребенка. Элис все еще не могла смириться с тем, как быстро Пола после рождения Шарон перенесла свою привязанность с Кормака на Мориса, хотя Кормак воспринял это на удивление спокойно, и между двоюродными братьями не было и следа неприязни. Разумеется, такое событие породило в свое время массу сплетен. Людям ее поколения трудно привыкнуть к тому, как ведет себя нынешняя молодежь. Такое впечатление, что последние остатки морали испарились в шестидесятые годы. Элис считала, что все началось с рок-н-ролла, когда мужчины стали отращивать длинные волосы и носить серьги.

— Как только они закончат фотографироваться, я покажу тебе три салона Лэйси, — сказал Кормак Викки. — Нам повезло, что мы начинаем с готового рынка сбыта, пусть даже он очень маленький.

— Ты уже говорил об этом со своей матерью? — поинтересовалась Викки. Она была очень серьезной молодой женщиной: в мешковатом коричневом костюме, туфлях без каблука и круглых очках в роговой оправе. Ее темные кудрявые волосы были подстрижены коротко, по-мальчишески.

— Элис обеими руками проголосовала за эту идею. Мы — семейка предпринимателей, Вик. У моего отца было свое дело. У моего двоюродного брата Мориса тоже. Правда, он пока топчется на месте.

— Почему ты называешь свою мать Элис?

— Я так привык, — коротко сказал Кормак.

— Не так давно я превратила свой дом в приют для женщин, образно говоря потерпевших кораблекрушение, — втолковывала Фиона Сьюзен Джексон, матери жениха. — Отчего бы вам не заглянуть ко мне после окончания церемонии? Вы даже можете остаться на ночь, если хотите. Дом большой, в нем полно места.

— А соседи ничего не имеют против, я имею в виду — приюта? — спросила Сьюзен.

— О да. Они все время жалуются, и мне, и в муниципалитет. Я просто не обращаю внимания.

— Вам хорошо. Я с удовольствием останусь на ночь, чтобы не ехать домой последним поездом. А когда вы в следующий раз будете в Лондоне, обязательно остановитесь у меня.

«Как много детей», — думала Маив Адамс, наблюдая, как они, словно птички, наклонялись к земле, подбирая конфетти, раскачивались на перилах, пачкая новую одежду. Дети постарше старались походить на взрослых в своих костюмах, приобретенных специально по случаю свадебной церемонии. В следующем году Орла непременно станет бабушкой, а она сама… Ей исполнилось уже тридцать пять, подумать только! Но ведь столько всего еще нужно было сделать в доме — например, приобрести приличный холодильник, и они с Мартином дали себе слово, что рядом с домом у них обязательно будет гараж, кроме того, Мартин не хочет садиться за руль старой машины, боясь, что она окажется ненадежной. И кухня начинала выглядеть старомодной, не мешало бы заменить всю мебель и утварь, а пока рабочие были под рукой, заодно сменить и плитку на полу; терракотовое покрытие было бы очень кстати.

Но все окажется невыполнимым, если она оставит работу, чтобы обзавестись детьми.

Подошел Мартин и взял ее под руку.

— О чем задумалась, милая?

— Я смотрела на детей, — с тоской отозвалась Маив. Внезапно кухня и новый холодильник перестали казаться ей такими уж важными.

— Нам не нужны дети, у нас с тобой есть мы.

— Ты думаешь?

— Да, они нам совершенно не нужны, — твердо сказал Мартин, а потом несколько смягчил тон. — Я надеюсь, у тебя не появилось никаких ненужных мыслей, Маив. Наш образ жизни изменится самым кардинальным образом, если придется жить только на мою зарплату и отказывать себе во всем.

Маив вздохнула: очевидно, чтобы угодить Мартину, ей придется забыть о детях.

Орле удалось улизнуть от гостей, и она обошла церковь с другой стороны, где, прислонившись к стене, стоял и курил Вернон Мэтьюз. Когда она подошла, он выбросил сигарету и попытался обнять ее.

Она оттолкнула его и сердито сказала:

— Не смей прикасаться ко мне!

— Боишься, что твой муженек увидит? — Улыбка его больше напоминала оскал.

— Естественно, но я бы не хотела, чтобы ты дотрагивался до меня, даже если бы мы оказались одни на необитаемом острове.

— Раньше ты вела себя иначе.

— Ну что ж, теперь я веду себя именно так. — Должно быть, она сошла с ума, когда спала с ним. Это произошло через два года после происшествия с Домиником Рейли. Все это время Микки не прикасался к ней — и до сих пор не трогал ее, хотя теперь Орла уже привыкла. Но все случилось еще до того, как она привыкла к этому, — когда она начала разъезжать по окрестностям на своем купленном матерью подержанном «остине-мини», распевая во все горло и чувствуя себя наконец свободной. К чувству свободы примешивалось какое-то глубокое отчаяние, желание, чтобы случилось хоть что-нибудь интересное и необычное.

Спустя какое-то время Орла приобрела привычку останавливаться у какого-нибудь Богом забытого бара, чтобы выпить стакан лимонада или апельсинового сока. При этом она чувствовала себя многоопытной светской львицей. Она доставала репортерский блокнот и делала вид, будто записывает что-то, чтобы люди принимали ее за деловую женщину, спешащую на важную встречу.

Однажды в баре к ней подошел мужчина и спросил, не может ли он угостить ее стаканчиком. Орла вежливо ответила ему, чтобы он убирался к дьяволу. Через несколько недель, когда ситуация повторилась, она согласилась принять угощение. Мужчина оказался коммивояжером, который в молодости выступал на сцене, поговорить с ним было интересно. Он попросил разрешения увидеть ее снова. Орла отказалась, хотя в глубине души наслаждалась запретным удовольствием, которое получила от этой встречи. Она казалась себе другим человеком.

Следующий мужчина, который предложил угостить ее стаканчиком, спросил, не желает ли она подняться с ним наверх в комнату.

— Вы хотите сказать, что остановились здесь?

— Нет, но я очень быстро могу это устроить.

— Знаете, я отвечу вам «нет». — Орла ощущала себя героиней романа. Встречаясь с мужчинами, она придумывала себе необычные романтические имена: Эстелла, Изабелла, Маделина, Заря.

Микки решил узнать, куда это она каждый день ездит на автомобиле.

— Да никуда, в общем-то, — туманно ответила Орла. — Так, по окрестностям. Иногда я беру интервью для газеты.

— Я думаю, что тебе все равно, куда ездить, лишь бы не быть дома, — оскорбительно заметил Микки.

— Ты первый это сказал, — резко бросила Орла.

Они грубили друг другу почти все время. Спали они в одной кровати, повернувшись спиной друг к другу. Одевались и раздевались в ванной.

Вернону Мэтьюзу она сказала, что ее зовут Грета. Они встретились перед самым Рождеством в маленьком, крытом соломой баре в Рейнфорде, где можно было переночевать и получить завтрак. В холле висели украшения из серебряной бумаги и стояла убранная гирляндами елочка. Вернону было около пятидесяти, у него были темные волосы, темные глаза и усики а-ля Кларк Гейбл. Он сказал ей, что работает коммерческим представителем одной инженерной компании и использует этот бар в качестве своего рода штаб-квартиры, когда оказывается на северо-западе.

Еще он сказал ей, что она — самая красивая женщина из всех, кого он когда-либо встречал. Его темные глаза сверкали от восхищения, когда он говорил это, и у Орлы сладостно защемило сердце. Она чувствовала себя очень странно, словно была пьяной, хотя пила только апельсиновый сок. Впоследствии она пришла к выводу, что он подсыпал ей что-то в питье.

Орла не помнила, чтобы согласилась подняться наверх, но, должно быть, она сделала это, потому что когда пришла в себя, то они с Верноном лежали на кровати обнаженными и занимались любовью. Ее первой мыслью было сбежать, но она поняла, что бесполезно пытаться спихнуть с себя навалившееся на нее тяжелое тело. Она подумала было, что, наверное, стоит закричать, но, если кто-нибудь придет, он может вызвать полицию, и тогда дело получит огласку и попадет в газеты — как раз за такого рода скандальными происшествиями она всегда охотилась сама как репортер.

Наконец Вернон, тяжело сопя, достиг шумного оргазма и обмяк на ней. Не говоря ни слова, Орла выскользнула из-под него, натянула на себя что-то из одежды и скрылась в ванной, где тщательно вымылась с головы до ног. Когда она вышла, Вернон Мэтьюз уже рассматривал содержимое ее сумочки, бесцеремонно вывалив его на кровать.

— Как ты смеешь! — возмутилась она.