Правда, которую мы сжигаем - Джей Монти

— он хватает меня за предплечье, и моей рефлекторной реакцией становится отстранение, но я остаюсь неподвижной. — Твой папа сказал мне, что ты не звонила с тех пор, как пошла в школу. Я знаю, что ты занята, но он скучает по тебе. Заходи скорее, ладно?

Я воздерживаюсь от закатывания глаз.

— Да, я сейчас займусь этим.

Вырвавшись из его объятий, я исчезаю в театральном зале, прижимаясь спиной к закрытой двери и делая несколько глубоких вдохов. Вдох через нос, выдох через рот, не торопясь и перестраиваю мысли.

Сегодня мое время, и я не позволю этой грязи испортить его для меня. Я ходила на театральные курсы, но прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я переступала порог одного из них. Изучать сценарии и писать пьесы за письменным столом — ничто по сравнению с реальным занятием.

Я расправляю плечи и молча иду по проходу мимо деревянных рядов сидений. Высокие потолки украшены сложными узорами, созданными для того, чтобы доносить звуки до конца зрительного зала. Я достигаю боковой лестницы сцены, мои шаги отдаются эхом, когда я шагаю по полу.

Освещение тусклое, достаточное, чтобы увидеть первые несколько рядов с того места, где я стою, но это не имеет значения. Дело не в центре внимания и даже не в самом театре.

Это ощущение виниловых полов под подошвами моих ног. То, как вибрирует дерево от моего голоса, когда я погружаюсь в персонажа. Быть полностью захваченным ролью, сценарием. Это затягивает тебя в совершенно новый мир, вдали от реальности.

Я отбрасываю сумку в сторону и снимаю куртку, оставляя себя в черном платье с зубчатым вырезом, которое прекрасно сочетается с моими красными замшевыми ботинками. Когда-то они мне очень нравились. Это был мой фирменный цвет, и Рози купила их на мой день рождения много лет назад.

Она всегда умела дарить подарки, умела замечать и запоминать мелочи, которыми наслаждались люди, даже не говоря об этом.

Я стою посреди сцены, шевеля пальцами ног в туфлях, опуская голову вправо и обратно влево, и потягиваюсь, прежде чем взглянуть на свой сценарий и посмотреть, где я остановилась вчера вечером.

«Сон в летнюю ночь».

Шекспир.

Король в стенах театра, он образец для подражания. Тот, кем люди стремятся быть, превзойти, когда дело доходит до написания пьес. Тот, кем люди стремятся быть, чтобы превзойти, когда дело доходит до драматургии.

Я перечитывала сцену несколько раз, впитывая структуру, желая охватить все эмоции, всего персонажа. Закрыв глаза, я сбрасываю с себя частички и воссоздаю Гермию. Я забываю о существовании Сэйдж и становлюсь девушкой, которая всем сердцем любит Лисандра, хотя ее отец хочет, чтобы она вышла замуж за другого.

Я воплощаю эту эмоцию девушки, столь яростно увлеченной мужчиной, которого она считает идеальным, тем, о котором ей не позволено мечтать. Я чувствую эту боль в животе, тоску по душе человека, больше, чем просто его физические качества или то, что они дают мне материалистически.

Когда я снова открываю глаза, я больше не безумный близнец.

Я Гермия.

Как теперь, любовь моя? Почему твоя щека такая бледная? Как получилось, что розы там так быстро вянут?

Я слышу Лисандра в своей голове, играющего свою роль, его тело больше похоже на свободную фигуру, чем на реального человека.

— Вероятно, из-за отсутствия дождя, который я вполне могла бы скрыть от бури моих глаз.

Древнеанглийский язык прост, если ты достаточно тщательно его прочтешь для нее так просто сказать, что цвет исчез, потому что я говорю, что это так, но я могла бы заставить розы снова вырасти из слез, которые я пролила из-за нашей любви. Но намного веселее кодировать это, читать между строк романтической лексики.

Ай мне! Что бы я ни читала, ни слышала из сказок или историй, путь истинной любви никогда не был гладким. Но либо в крови было по-другому…

— О крест! Слишком высоко, чтобы восхищаться низким, — я драматично вскидываю руки, на моем лице появляется хитрая ухмылка, пока мы подшучиваем над требованиями любви друг к другу. Правила для сердца, когда, по правде говоря, единственное, что никогда не должно иметь правил, — это любовь.

Или еще ошиблась в плане лет.

О, злоба! Слишком стар, чтобы быть помолвленным с молодым.

«Или же это зависело от выбора друзей».

О черт! Выбирать любовь чужими глазами.

Сцена идет сложнее, говоря о том, как быстро любовь может быть разрушена окружающими. Ожиданиями, установленными вашей семьей и друзьями. Как мы должны жениться в соответствии с нашими собственными социальными стандартами. Что, если ты должен быть с кем-то, кто подходит тебе в глазах всего мира. Не слишком молодой, не слишком старый.

Это история о несчастных влюбленных в другой обстановке, в другом пространстве. Но боль, она все та же. Жало желания того, чего у тебя никогда не будет.

Это укус, я знаю. Укус настолько острый, что я начинаю ломать характер Гермии. Моя боль, как Сэйдж, течет внутри действия.

Укради завтра вечером дом отца твоего; И в лесу, в лье от города, где я встретил тебя однажды с Еленой, чтобы отпраздновать майское утро, — там я останусь для тебя.

Лисандр планирует встретиться со мной, чтобы мы могли сбежать вместе. Свободны быть друг с другом всю оставшуюся жизнь, вдали от того, чего все хотят, вдали от моего отца, которому нужно, чтобы я вышла замуж за Деметриуса, человека, который даст мне богатство и статус. Человек, которого моя душа отказывается любить.

Я больше не на этой сцене. Я все еще в аудитории, но это в моей старшей школе. Я там с Руком, сталкиваюсь с его гневом после того, как он узнал обо мне и Истоне, о помолвке. Все то же самое, ножи в моей груди, как он умолял меня сказать ему, что я вру, что это какое-то недоразумение. Все эти чувства здесь и живы, кружатся вокруг меня.

За исключением того, что это другое. На этот раз вместо того, чтобы солгать, вместо того, чтобы разорвать его сердце в клочья своей злобной ложью, я говорю ему правду. Я говорю ему то, что всегда хотела сказать, — что я была вынуждена заключить помолвку, чтобы защитить свою сестру, и все напрасно.

— Мой добрый Лисандр! Клянусь тебе сильнейшим луком Купидона, его лучшей стрелой с золотым наконечником, простотой венерианских голубей, тем, что связывает души и укрепляет любовь, и тем огнем, что сжег Карфагенскую