Джанет Дейли - Золотой мираж

– Но это все не по мне, Пола! Я не могу стать такой.

– Бедняжка Кит, – насмешливо пробормотала Пола. – Жизнь наносит невинности свои первые удары. Печальное зрелище. Но ничего, ты закалишься.

– А стоит ли?

– Мы сейчас не будем это обсуждать. – За окном вспыхнули огни фар подъехавшего автомобиля. – Это, наверное, Чип. – Пола поднялась, накинула на плечи пальто и направилась к двери. На пороге она остановилась и посмотрела на Кит – в глазах ее были нежность и сострадание. – Не вздумай впадать в уныние и размышлять над этим весь вечер. Все равно ничего не изменить.

18

В старом камине, сложенном из обкатанных речных камней, потрескивали поленья. Веселый огонь освещал лишь небольшое пространство перед камином, оставляя дальние углы гостиной в уютном полумраке. Беннон, поставив на решетку ногу и облокотившись о мраморную полку, смотрел, как шаловливые язычки пламени лижут только что брошенное в камин березовое бревно.

За его спиной тихо шелестела тетрадями готовившая уроки Лора. Поскрипывало кресло под тяжестью тела Старого Тома, и было слышно, как он посасывает свою трубку.

– Семейство Грегори, кажется, решило все распродать, – промолвил старик и выбил пепел из трубки.

– Да. Дом, магазин и все прочее, – подтвердил Беннон. – Жена Грегори жаловалась мне, что ей трудно одной управляться в магазине. А нанять кого-нибудь стало невозможным. Они больше не надеются, что здесь станет лучше.

– Вечная история, – проворчал Старый Том. – Сильные становятся сильнее, слабые слабеют и сами добивают себя.

– Пожалуй, что так.

– Думаю, «Серебряная роща» тоже скоро перейдет в другие руки. – Старый Том поковырял спичкой в трубке. – А жаль, если такое случится.

– Это будет ужасно, дед, – подала свой голос Лора.

– Тебе бы этого не хотелось, а? – спросил он, бросив взгляд на внучку, готовившую уроки за сосновым столом, который он тридцать лет назад смастерил для сына.

– Нет, не хотелось бы, дед.

– От этого впору горам взбеситься.

– Горы не бесятся, дедушка, – с укором поглядела на него Лора.

– Ты права, малышка. Горы не сердятся, они не воюют между собой и не плачут. Это удел человека, и все по собственной глупости. Эта земля знает – что бы ни натворил на ней человек, сколько бы ни нанес разрушений, все порушить ему не удастся. Рядом со срубленным деревом вырастет новое. Пройдись по городу, и ты увидишь, как в трещинах асфальта зеленеет трава. Человек строит на земле свои дома, города, дороги. Земля все терпит, но не отдает своего плодородия до конца. Она родит, как родила. Стоит человеку отойти в сторонку, как она забирает свое и тут же стирает следы его пребывания. Посмотри на старые штольни. Входы в них густо заросли кустарником. А тропы, по которым ходили поколения рудокопов? Пойди сыщи их теперь. Все заросли. Такова сила и мощь земли. Запомни это.

– Дед, ты ничего не знаешь о загрязнении земли. – Лора произнесла это с укором и снисхождением. – Кислотные дожди губят леса. Все окружающее отравлено токсическими отходами...

Но дед строго остановил ее.

– Все равно земля возьмет свое. Если не в твое время, то при жизни твоих внуков, но день этот придет. Человек может уничтожить себе подобного, но землю – никогда. Когда исчезнет с ее лица последний человек, земля останется и будет жить. Сила и плодородие ее неисчерпаемы. – Старый Том умолк, посасывая пустую трубку, проверяя, хорошо ли прочистил ее. – Все эти разговоры об озоновых дырах, загрязнении воды и воздуха свидетельствуют не о страхе человека перед тем, что он сотворил с землей, а о его страхе перед тем, что он сотворил с самим собой. Он не стремится беречь землю, а думает лишь о том, как сберечь себя на ней. В глубине его сознания прячется эдакая мыслишка: земля сама отлично позаботится о себе.

Беннон, прислушиваясь к разговору деда с внучкой, смотрел на сосредоточенно хмурившуюся Лору и гадал: что из этого она все же поняла? Но Лора, пожав плечами, вернулась к своим урокам.

– И все же это ужасно, что продадут ранчо «Серебряная роща», – неожиданно сказала она. – Тетя Сондра говорила, что тот, кто его купит, построит здесь лыжный курорт, большие магазины, рестораны и многоэтажные дома. – Лора повертела в воздухе ручкой и задумчиво почесала ею щеку. – Баффи, например, считает, что это просто здорово. Наверное, она права. Курорт будет так близко от нас, что мы с ней сможем каждое воскресенье бывать там. Она хочет, чтобы я тоже купила такой же ярко-розовый лыжный костюм, как у нее. Ей уже купили все для лыж: костюм, ботинки и все остальное. Это здорово.

Печальные нотки в голосе девочки, ее детская наивная зависть больно кольнули Беннона, и он, отвернувшись, снова уставился на пламя в камине.

Вещи, одежда, ботинки, лыжи. Веселые прогулки и вечеринки по воскресеньям. Может ли он запретить дочери желать того, что есть у ее друзей? Как объяснить ей, что и без этого можно прожить, что эти вещи не могут заменить нечто большее, что делает жизнь стоящей, например, приятную усталость и удовлетворение после хорошо выполненной работы, разделенные смех и радость, взаимопонимание и согревающее тебя чувство любви.

Есть ценности, которые не купить за деньги. Без них человеку грозит одиночество.

Он это уже познал.

– Пожалуй, пора спать. – Старый Том положил трубку на ее привычное место и поднялся с кресла. – Старое тело требует теперь больше отдыха, чем в прежние дни, – заключил он.

Лора, подняв голову, улыбнулась деду.

– Спокойной ночи, дедушка.

– Спокойной ночи, цыпленок. – Он называл ее так лишь в минуты наибольшей нежности. Минуя Беннона, он на мгновение остановился и положил свою большую старую руку ему на плечо. – А ты, сынок, меня не обманешь, – сказал он тихо, глядя Беннону в глаза. – Не дела Грегори тебя беспокоят. Ты знаешь: если будет продана «Серебряная роща», порвется последняя тонкая нить.

Его глаза, печальные и все понимающие, не отпускали взгляд Беннона еще мгновение, а затем, сняв руку с плеча сына, старик стал подниматься по лестнице, ведущей в спальню.

Имя Кит не было произнесено, да в этом и не было необходимости. Не отрывая глаз от горящих поленьев, Беннон прислушивался к медленным шагам отца.

В памяти невольно возникла сцена на перевале, и испытанное тогда волнение снова охватило его. Он вспомнил Кит, ее лицо, движения, жесты, щедрую улыбку, искорки гнева в голубых глазах, когда она рассердилась, и гордую независимость в голосе.

Кит бесспорно обладала внешней красотой и естественной грацией, но было в ней еще то, что делает мир женских чувств богаче, – радостный смех, упоение жизнью до безрассудства и тихое сияние покоя.