Долго и счастливо? (СИ) - Котов

в глазах и ком в горле, и меня накрывает детское желание спрятаться от мира — где угодно, хотя бы под одеялом, там всегда тепло и безопасно и никакие демоны до тебя не доберутся. Зачем я пришла? Неужели это не могло подождать до завтра? Я не хочу быть здесь!

Слишком поздно.

Я иду прямо к двум нарядным фигурам с бокалами в руках, но смотрю куда-то между ними. Туда, где сияют звезды. Звезды? Лишь на полпути я понимаю, что знаю это место. Этот балкон, эта звездная ночь были моим рождественским подарком. А теперь… теперь воспоминания о нем навсегда будут отравлены Франческой.

— Ах, добрый вечер, Элизабетта! Вы пришли нас поздравить? Вилли, разве это не прелестно?!

Я наконец решаюсь перевести на нее взгляд и на миг теряю дар речи. Да, она безумна и ужасна, я ненавидела бы ее, если бы она это заслуживала, но надо отдать ей должное: как же чертовски она хороша. Ее волосы убраны, а в ушах горят почти непристойно большие бриллианты, алое платье плотным футляром облегает гибкое тело. На ее точеном личике нет ни тени смущения: она уже чувствует себя победительницей. Мое появление не поставило ее в тупик и не умалило ее радости: напротив, для нее это лишний повод позлорадствовать, потешить свое колоссальное эго. Ее не выбить из седла, не поставить на место: достоинство, с которым она несет себя, прямое следствие ее страстной, нездоровой натуры.

Величайшим усилием воли я заставляю себя перевести взгляд на Вонку. На нем костюм-тройка из темно-синего бархата благородного оттенка свежих чернил. А его лицо… ох, оно непреклонно. Сурово поджатые губы и впалые щеки, в глазах каменное спокойствие. Он смотрит прямо мне в глаза, как будто нарочито избегая возможности опустить взгляд ниже. Хотя это вовсе нельзя приравнять к постыдному акту публичного эксгибиционизма, мне становится почти что неловко оттого, что моя беременность теперь так заметна.

— Чем обязаны визитом… Элизабет? — замогильным тоном интересуется он, и то, как он это произносит, не предвещает ничего хорошего.

Я теряю дар речи. Глупо открываю и закрываю рот, как рыба, приливом выброшенная на берег. Но каким-то чудом мне удается взять себя в руки. Я вспоминаю истинную цель своего визита, вспоминаю, с каким спокойствием и принятием действительности я провожала взглядом улетающего лебедя в парке, и тиски вдруг ослабевают. Будь что будет, я должна оставить прошлое за спиной. Моя жизнь удивительна и прекрасна даже вне фабрики. Я люблю себя со всеми своими недостатками, и мне не нужно быть идеальной, чтобы заслужить любовь других: мои несовершенства делают меня собой, а никем другим я быть не хочу. И не важно, как звучит моя фамилия: Трамп или Вонка, где я работаю и что будет завтра — важно, что я больше не маленькая девочка на пятиметровой вышке, дрожащая в смертельном ужасе перед прыжком. Я больше не боюсь.

— Прошу прощения, что пришла без приглашения, — я улыбаюсь уголком рта, и мой голос звучит уверенно. Свои слова я адресую исключительно Вонке, а с Франческой даже не желаю встречаться взглядом. — Я хотела помешать слиянию, но, как сказал мне Октавиан, к несчастью, опоздала.

— Вам бы это и не удалось, дорогуша, — презрительно фыркает Франческа. Я по-прежнему не смотрю в ее сторону, зато делаю несколько шагов вперед к Вонке и протягиваю ему папку Саймона. Он молча принимает ее, ставит пустой бокал на край балкона и быстро пролистывает файлы. Франческа с любопытством заглядывает ему через плечо:

— Ой, ну надо же, мое грязное бельишко, — раздраженно протягивает она. — А я думала, хорошие девочки играют по правилам.

«Никогда не была хорошей девочкой» — вертится у меня на языке, но вступать в перепалку с Франческой — последнее дело. Выигрышная стратегия в моем случае — делать вид, что она не больше чем пятно на паркете. Гадюка, придавленная сапогом. Отыгранная карта.

— В этой папке доказательства того, что истинная цель Скварчалупи — убить тебя.

— Assurdità completa! Бред! Это просто смешно! — сардонически хохочет Франческа. Я чувствую, как она прожигает меня ненавидящим взором, но не поддаюсь на провокацию. Пусть делает что хочет, называет меня какими угодно словами, хоть в истерике бьется, — я не удостою ее вниманием.

— Ее отец, Труффальдино, был твоим конкурентом и покончил с собой из-за неудач в бизнесе…

— Чушь собачья! Маленькая воровка хочет оклеветать меня! Ты ведь не веришь ей?!

— …После этого Франческа попала в психиатрическую лечебницу. Она убила Моретти и теперь добралась до тебя. Она убьет тебя, а потом разорит Фабрику, как это было с Империей. Все доказательства у тебя в руках, но верить им или нет — твой выбор. Я свое дело выполнила и теперь говорю «до свидания», — без всяких эмоций чеканю я, а потом, избегая смотреть на Вонку, поворачиваюсь спиной и медленно иду к двери. Скварчалупи, громко ругаясь на итальянском, кидает мне вслед бокал с недопитым вином, он падает на пол и разлетается на осколки. В очередной раз я думаю, насколько удачной покупкой были сапоги из толстой резины.

— Стойте, Элизабет, — ледяным тоном вдруг останавливает меня она, когда я уже касаюсь дверной ручки. — Вы проиграли.

Наверное, именно этот внезапный переход с огня на смертельный холод заставил меня помедлить. Франческа не могла допустить, чтобы последнее слово осталось за мной, в ее глазах я была неудачницей, моя слабость действовала на нее как красная тряпка на быка, и позволить мне уйти с гордо поднятой головой было выше ее сил. Нет, я должна была разлететься вдребезги вслед за злосчастным бокалом. Она сдирала шкуры с волков — неблагодарную овечку следовало сожрать заживо. Наверное, именно поэтому она вконец потеряла голову.

— Вы проиграли, потому что за минуту до вашего прихода ваш драгоценный мистер Вонка выпил яд, который я добавила в его бокал. Будь вы порасторопнее, шагай вы чуть-чуть быстрее, он остался бы жив, но теперь… Наверное, ваше… пузо тянуло вас вниз — сами знаете, гравитация, все дела…

Наверное, большего эффекта она смогла бы добиться, только выпусти стрелу мне в спину. Не схватись я за ручку, потеряла бы равновесие, так как ноги внезапно отказались держать меня.

— Ага, теперь вы смотрите на меня! Правильно, смотрите-смотрите! Так что тебя ждет увлекательное путешествие, мой милый, — она поворачивается к Вонке, который точно оглох: не обращая внимания на нас, он с ленивой неспешностью переворачивает странички; на его лице — умиление. — У вас есть пара минут. Слезы, прощальные поцелуи, что хотите. Наслаждайтесь интимом — а тетя Франческа отвернется.