Алиса Ферней - Речи любовные

Она подумала, как он, в сущности, слаб.

— А вы почему не обнажены передо мной?

— Потому что наши отношения сложились так, а не иначе, потому что вы не требуете этого от меня.

Он был уверен в себе, на все имел ответ.

— Я говорю вам все, что вы желаете знать. — Он огляделся. — Который час? Хотите, поужинаем вместе?

Они заказали простые и вкусные итальянские блюда.

— Это как раз то, чего мне хотелось. Как вы? — с нежностью спросил он.

Ей было тяжело, когда он становился таким. Она могла бы расплакаться, если бы позволила себе перенестись мыслями в далекое прошлое или в недалекое будущее, которые — что одно, что другое — были лишь разлукой и тиранией реальности. Как все же странно и трудно любить двоих при всего-то одной жизни! Слишком наивно думать, что одна любовь сменяется другой, изгоняя ту из сердца, умерщвляя ее. Сердце — дедалово переплетение.

— Как вы думаете, любил ли Вронский Анну Каренину? — спросила она.

— Нет, — без колебаний ответил он.

— Так же думает мой муж. А я не уверена.

— Вам не хочется так думать.

— Это было бы так ужасно.

— Вы так же много читаете, как и прежде?

— Думаю, у каждого свои любимые произведения. Вам ведь известно, что я считаю на этот счет!

— О да. Это в порядке вещей, ведь вы — творческая личность.

Он от чистого сердца и со скромностью делал ей комплименты. Она слушала и улыбалась, словно заранее знала все, что он скажет. И дивилась тому, что он ее нисколько не волнует физически. Со временем что-то безвозвратно ушло. И поскольку не факт, что этот тип мужчин изменился и усовершенствовался, она оплакала конец муки, сожалея о переживаниях.

— Знаете что? Думаю, вам не заставить меня больше страдать.

— Ну и слава богу! — отозвался он. — Ибо это означает, что у меня появилась чудесная подруга.

Эти слова потрясли ее: как, ведь она никогда не хотела быть ему подругой! Но она промолчала. На ее лице он прочел разочарование.

— Вы теперь стали известной, — перевел он разговор на другую тему, чтобы избавиться от набежавшей тени.

Она запротестовала.

— Я всегда верил в ваш успех. У вас свой стиль, а это такая редкость.

— Странно, что вы мне говорите это. Это то, на что я в первую очередь обращаю внимание в других. У вас тоже есть стиль, это и заставило меня пасть!

— Наверняка. Они рассмеялись.

— Я избавилась от вас благодаря работе.

— Ручаюсь, я вам в этом помог!

— Откуда вы знаете?

— Знаю, и все! Вы передо мной нараспашку.

— Я часто рисовала как бы под вашим мысленным взором. Если не получалось, слышала ваше сожаление или поддержку, стирала, начинала снова. Словом, мне пришлось потрудиться.

— Вот видите, сколько всего я вам дал! — лукаво произнес он.

Она рассмеялась, поскольку он выглядел смешным.

— Я вас обожаю!

— Ну да?

— Вам ли не знать? — жалобно проговорила она. Она его обожала, но устала напрасно ему это показывать.

Они еще долго говорили, до тех пор, пока ресторан не опустел. Нежность и безумство сильного, но обузданного желания оставили по себе много воспоминаний. Сквозь них прошли все жесты и слова, образы же (те, которые создаются о себе) отпали.

— Буду ли я страдать, расставаясь с вами?

— Надеюсь, нет.

— Прежде подобный вечер, в котором вы мне, впрочем, частенько отказывали, стоил мне недель потемок и слез, ведь я знала, что потребуются месяцы, чтобы выпросить у вас следующий. Почему вы отказывали мне во встречах? Я никогда не могла этого понять. После такого начала!

— Я пытался вам объяснить, но вы не желали слышать. Вернулась жена… Была еще одна женщина, с которой мне было тяжело расстаться. И потом, я не хотел, чтобы вы страдали, как они.

— Я знала, что вы запутались в женщинах.

— А вам хотелось запутать меня еще сильнее!

— Вот именно. Мне было не важно, что я делю вас с другими.

— И что бы вы получили?

— Ошметки.

— А я так не хотел.

— Теперь все это не важно, я отказалась.

Он не знал, верить ли, хотя выглядело убедительно. Не был он уверен и в том, что ему самому все равно то, что он потерял потенциальную любовницу. В глубине души он не сомневался, что она все равно принадлежит ему.

— Я провожу вас до стоянки такси.

Они вышли на улицу, их плечи соприкасались. В ней пробудилось воспоминание о прошлом. Они шли по шумному, сверкающему огнями столичному городу, словно любовники. Любовники, которыми они так и не стали и которыми они никогда не переставали быть. Или чуть меньше, или чуть больше. Одно слово нарушает тайну.

Они подошли к стоянке такси.

— Я всегда забываю, какая вы высокая! И красивая. Мне всегда нравилось, как вы одеваетесь.

Она молчала. Он слишком долго ее разглядывал, в нем что-то дрогнуло, подалось. Ее вид рождал в нем желание. Она подставила щеку для поцелуя. Он отшатнулся.

— Пойдемте ко мне. Не уходите!

— У меня нет желания идти к вам, — поцеловав его на прощание, ответила она.

— До скорого, — пробормотал он, ни на минуту не задумавшись, что он снова лгал, словно то, о чем он просил, не заслуживало, чтобы над этим подумали.

Видя его улыбающимся, вполне в своей тарелке, она подумала, что правильно сделала, отказав ему. А подумала она так потому, что собиралась поступить наоборот.

2

Никто никогда ни о чем не узнал. Ева не получила подтверждения своим подозрениям и давно забыла о том вечере. Они больше не собирались вместе, чтобы смотреть матчи по боксу. Они стали набравшимися жизненного опыта людьми среднего возраста, а их дети — взрослыми. Время поймало их в свои расставленные лопушки. Любовные истории, интрижки пошли теми путями, которых они не могли предвидеть. Жизнь оказалась гораздо сюжетнее. И тем не менее все случалось с неумолимой очевидностью, словно все было предначертано, завязано в такие узлы, которые могли их либо освободить, либо закабалить. Чего же не хватало? Признаков или смелости их разгадать? Ева и Макс развелись. Ева пошла работать. Сперва, правда, попыталась отправиться на тот свет, да не вышло. Макс твердо стоял на своем, не уступал, навещал ее в больнице, но домой ни ногой. Поправившись, она съехала. Дети жили своей жизнью. Развод казался им лучше свары. Возможно, и они пойдут по стопам родителей: поженятся, а потом разведутся. Старшая дочь уже выбрала себе возлюбленного, с которым не могла найти общего языка. Ева и Макс могли лишь предугадать, к чему это приведет, но не помешать. Порой они виделись у Анри с Мелюзиной. Ева и Мелюзина никогда не были дружны, но отчаяние Евы тронуло Мелюзину. А Анри с другими друзьями Макса поучаствовали в том, чтобы он убедился в необходимости начать новую жизнь. Мелюзине ничто не помогло вылечиться. Ликеры больше чем когда-либо лились рекой. Она выходила из себя, плакала из-за пустяка. «Одной любви для жизни недостаточно», — думала, уходя от них, Ева. Жизнь нужно потратить на что-то еще. Красивая женщина все равно не цветок, не может стоять на одном месте, пусть ее холят и лелеют и поливают. Ева любила рассказывать Максу о своей работе. Это было что-то новенькое.