Простить и поверить (СИ) - Вера Эн

Сегодня жалость ушла, оставив лишь холодный расчет, и добытый Леной диктофон для записи будущего допроса подозреваемого в Димином кармане был лучшим тому дополнением.

— Есть повод? — бесстрастно поинтересовался Михаил: спиртное в их разговорах еще ни разу не участвовало.

— В лотерею выиграл, — решил воспользоваться Кирюхиной фантазией Дима. — А отметить не с кем.

— Понимаю, — кивнул Михаил, не меняя позы и тона. — Только я плохой сотрапезник на праздничных мероприятиях: могу все настроение испортить.

Дима махнул рукой: кто кому сегодня будет портить настроение, вопрос весьма спорный.

— Все лучше, чем одному, — настоял он. Мишка пожал плечами, кажется не поддержав эту уверенность, но бумажные стаканчики с кофейного автомата принес. Дима тут же наполнил их на четверть.

— Не боишься проблем с работодателем? — как-то невесело поинтересовался Михаил и пояснил: — Уволят за пьянку-то во время смены.

Дима хмыкнул: заботливый ты наш!

— Тебя же не увольняют, — резонно заметил он. Михаил вздохнул и опустил голову. Потом сообщил:

— Плохой ты пример себя выбрал, Дмитрий Юрьевич, — и, не дожидаясь тоста, опрокинул коньяк в рот. Дима чуть пригубил свой: в его планы напиваться до беспамятства не входило.

— Брось, Миш, все знают, что у тебя горе, — не без умысла заметил он и подлил ему коньяка. — Такое быстро не забывается.

Михаил бросил на него быстрый взгляд и без слов опустошил вторую стопку. Очевидно, собирался быстро напиться и отключиться. У Димы были на него другие планы.

— Ты мое горе не трогай, Дмитрий Юрьич, — заявил между тем Михаил и уже сам добавил себе коньяка. Была у него привычка ко всем обращаться по имени-отчеству. Даже к Кирюхе. — С ним я сам как-нибудь разберусь. А ты давай — задавай свои вопросы, пока я не отрубился. А то второго случая не представится.

— Какие вопросы? — опешил Дима. Михаил тем временем осушил и этот стакан и посмотрел на него уже немного осоловевшими глазами.

— Ради которых ты семилетний коньяк не пожалел, — сообщил Михаил, но трогать бутылку снова пока не стал. — Давно я такой не пил. Или это от Елены Владимировны взятка? Чтобы у меня побыстрее язык развязался?

Удивление Мишкиной сметливостью пришлось оставить на потом. Сейчас следовало выяснить, что он знал и чем это грозит Лене. И при этом не спугнуть, если у Михаила вдруг проснулась совесть и он желал ее очистить.

— Я смотрю, ты мужик неглупый, Миш, — чуть прищурился Дима. — Давай тогда сам все расскажешь, без наводящих вопросов. Так оно и быстрее, и проще получится.

Михаил вздохнул и посмотрел на бутылку. Дима придвинул ее к нему, и Михаил налил себе. Потом взглянул в Димин стакан и покачал головой.

— Так не пойдет, Дмитрий Юрьич, — сообщил он. — Хочешь сказки слушать — мед пей. Иначе ничего у нас с тобой не сладится.

Дима пожал плечами, но спорить не стал. Поднял свой стакан, чокнулся с Мишкой и одним глотком выпил коньяк. Закусил бутербродом с копченой колбасой и показательно выдохнул.

Михаил опустошил свою посудину. Потом подтащил к Диминой стойке стул и тяжело плюхнулся на него. Дима тем временем подлил ему еще коньяка и удручающе покачал головой: такими темпами на долгий разговор рассчитывать не приходилось.

Мишка взял стаканчик и уставился в него. Молчал так долго, что Дима начал опасаться, не заснул ли он ненароком. Однако Михаил развеял его подозрения.

— Давай за Галинку не чокаясь, — уже заплетающимся голосом проговорил наконец он и выпил до дна. Дима тоже отдал дань уважения усопшей и сел на свой стул. Протянул Михаилу бутерброды, но тот на них даже не взглянул. — Я же из-за Галинки и вляпался во все это, — невесело усмехнулся он и покрутил в руках стаканчик. — Деньги нужны были ей на лечение, и срочно, а я все накопленное уже на лекарства истратил. Обратился к Николаю Борисовичу, попросил в долг, а тот предложил без всякого долга заработать. «Руки, говорит, у тебя, Михайло, золотые, нам такие очень нужны». Я думал, он халтуру мне какую предложит, заранее на все согласился. А тут… такое…

Он плеснул себе коньяка не глядя и тут же осушил стакан. Дима тоже налил себе, но пить пока не стал, только внимательно посмотрел на Михаила.

— Но ты же не отказался, — напомнил он. Мишка скрипнул зубами, лицо его стало злым.

— Говорю же, деньги нужны были! — повторил, словно заговор, он. — Я бы ради Галинки почку продал, если бы знал, кто ее купит! А тут… Ну да, угнанная, но не последнюю же корову у вдовы увели! А впрочем!.. — он вздохнул и опустил взгляд в пол. — Хорошо хоть Галинка не узнала, до чего я опустился, с чистой совестью ушла. А я вот все думаю: не мне ли в наказание бог ее прибрал? Не я ли своим грехом свел ее в могилу? Я же как лучше хотел, Дмитрий Юрьич, надеялся хоть немного болезнь эту проклятую отсрочить! Галинка не хотела умирать, и мне все время говорила, что не хочет, что не может меня одного оставить, что должна остаться и заботиться обо мне!..

В его голосе звучала такая боль и отчаяние, что Дима хлебнул из стаканчика, разгоняя навалившуюся было безнадегу. Он тоже считал себя виноватым в смерти матери и ее слишком раннем уходе. Понятно, что ее сердце еще отцовская гибель подточила, но Дима своими вечными приключениями явно не одну рану на нем оставил. Еще и Кирюху подкинул, которого сам должен был воспитывать. И пусть мать никогда словом не обмолвилась о том, что ей тяжело с внуком, Дима не мог себе простить того, что и в момент ее второго инфаркта его не было рядом. И что в этот раз ей уже никто не помог…

Он вздохнул с горечью, а Михаил, бросив на него быстрый взгляд, взял бутылку и разлил остатки поровну.

— Давай и твои потери, Дмитрий Юрьич, помянем, — предложил он. — Их нельзя забывать. Они нас из того мира направляют и беды отводят. Знаешь, сколько раз я за эти два месяца на волоске был? Пальцев на руках не хватит. Но Галинка даже оттуда заботится. Спасибо тебе за это, родная! За все спасибо!

Он влил в себя последние капли коньяка и замер, уронив голову ниже плеч. Дима, мысленно сказав матери несколько добрых слов, опорожнил стаканчик и поставил его на