Нестандартный ход 2. Реванш - De Ojos Verdes

еще неделю, попали бы ровно в тот день, в который пять лет назад расписались…

— Зачем ты только вернулась!.. — подала голос Лена, выплюнув слова с неимоверной концентрацией яда. — Зачем влезла! Он же тебе не нужен! Ты уходишь от него, не любишь!

— А ты любишь? — не смогла сдержаться Элиза, обдав собеседницу прямым прожигающим взглядом. — Любишь, поэтому предала?

Та захлебнулась возмущением и вскочила на ноги, дрожа от бешенства. Сжала ладони перед собой в кулаки, и втянула шею в плечи, взметнувшиеся вверх. Поза нападающего.

Только вот не было перед ней никакого страха. Презрение — было. Чуть-чуть жалости — тоже. Страха — нет.

— Да что ты знаешь, дрянь! Я влюбилась в него с первого взгляда! Ради него бросила жениха, отменила свадьбу за две недели до назначенной даты! Я боготворила Рому на протяжении всего этого времени, наблюдала и молчала, терпела его женщин, даже брак с тобой, и знала, что мне выпадет шанс! Почти десять лет жизни отдала тому, чтобы быть рядом с ним! В отличие от вас, слепых идиоток, я ценила в нем каждое качество и не ждала никаких изменений, принимала таким, каков он на самом деле! Это я, слышишь, только я одна из вас всех любила и люблю его по-настоящему! Не давя, не требуя ничего! Просто будучи рядом! — взревела она под конец. — Никто из вас не понимает его так, как понимаю я! Никто из вас никогда не был его достоин! Вы все — проходящие мимо пустышки!

— Зато ты верная соратница, продавшаяся с потрохами его конкуренту, чтобы убрать меня?.. — скептически приподняла бровь слегка удивленная внезапной исповедью Элиза и пренебрежительно фыркнула. — Тебе не кажется, что всё сказанное тобой звучит слишком пафосно и дешево на фоне того, что ты сделала? Давай прекратим этот абсурдный диалог, пожалуйста.

Девушка твердо поставила свою подпись на документе, не обращая внимания на шипящий свист, вылетевший из Лены.

И в последнюю секунду рефлекторно прикрыла лицо, боковым зрением заметив приближение сверкнувшего под искусственным светом металла.

— Тварь! — заорала эта сумасшедшая, полоснув её ладонь канцелярским ножом, схваченным со стола. — Ты еще вздумала меня осуждать?! Считаешь себя лучше? Ты никто! Никогда не была ему ровней! Но ты приворожила его! И из-за тебя Рома заставил меня сделать аборт! Рома! Самый благородный из всех мужчин, которых я знаю, заставил меня сделать аборт! Не позволил оставить даже частичку себя, наказав так жестоко!

Элиза, шокированная этим откровением, совершенно забыла о защите и получила следующий удар, прошедшийся по щеке чуть ниже виска. И вот эта боль её и отрезвила в конечном итоге, заставив быстро отпрянуть.

Девушка смотрела на взбесившуюся и потерявшую себя Лену, сдергивающую рваным нервным движением кресло с пути, чтобы добраться до нее, и не понимала, что делать в такой ситуации? Не драться же с полоумной истеричкой? Человек явно неадекватен и представляет угрозу. Это очень страшное зрелище — видеть перед собой чей-то психический сбой. А в случае Элизы — еще и опасное. Но пасть жертвой ревности и неразделенной любви в её планы не входило.

Она бросилась к двери, миновала приемную и выбежала в коридор, столкнувшись там с Ромой. Мужчина выронил стопку листов и подхватил девушку, прижав к груди. Спросить ничего не успел. Сначала в ужасе уставился на её раны, а затем вскинул голову и увидел их автора за спиной Элизы. Если до этого ей было страшно, потому что она не контролировала ситуацию с Леной, теперь стало страшно оттого, что ситуацию контролирует Разумовский. Ибо в его глазах отразилось... нечто. Темное, жестокое, дьявольское.

Как бы раньше он на неё ни злился и ни впадал в ярость, вот такого адского коктейля во взгляде Ромы не было. Пугающего до чертиков.

Он напрягся всем телом, резко поднял упавшие бумаги и, продолжая плотно вжимать в себя Элизу, направился к кабинету.

Слишком дезориентированная, она безвольно следовала за ним, ничего не соображая. Разумовский завел её в комнату, усадил в свое кресло и принялся хлопотать над ней. Дальнейшие события развивались вне воли девушки, буквально отдавшейся ему в заботливые руки. Прижав к щеке несколько салфеток, он вышел в приемную, где осталась затихшая Лена, что-то проговорил ей очень холодным приглушенным низким голосом, на который получил протяжное жалобное:

— Но, Рома...

В том же тоне пресек попытку оправдаться и через считанные мгновения вернулся с аптечкой. Обработал порез на её ладони, забинтовал и аккуратно выпустил. А у самого почему-то были сбиты костяшки, покрывшиеся темной корочкой. Еще вчера их точно не было…

Когда перешел к лицу, моментально нахмурился. Элиза, молча наблюдавшая за ним, удивлялась, что волны адреналина никак не отпускают. её не переставала одолевать мелкая дрожь. Но, может, она не только из-за накрывшей десятью минутами ранее паники? А еще и в силу трепета, с которым этот мужчина сейчас с ней возится?..

— Рана глубокая и рваная. Боюсь, здесь без швов не обойтись. Поехали.

С колотящимся от отходняка сердцем, постепенно осознающая, что именно произошло, девушка вновь позволила себя увести. И когда бросила взгляд на поникшую и плачущую Лену, крупно вздрогнула, отгоняя страх. Та с надеждой и щенячьими глазами воззрилась на Рому, намереваясь встать, но он жестом велел ей оставаться на месте и кинул короткое:

— С тобой мы обязательно поговорим позже.

Они спешно спустились и пересекли вестибюль, в котором стало заметно живее — сотрудники возвращались с обеденного перерыва. И прямо в дверях столкнулись с Дашковым. Алекс с Элизой уставились друг на друга в обоюдном изумлении. Он — на её окровавленную щеку, она — на его сплошь разукрашенное свежими синяками лицо.

Пока Рома не загородил девушку собой, безмолвно убрав мужчину с дороги.

Ближайшее медучреждение отыскалось в пятнадцати минутах езды от комплекса. Процедура заняла примерно столько же после всех формальностей и небольшого опроса.

Когда Элизу отпустили, Рома тут же поднялся со скамьи и забрал назначения врача.

— Я видел здесь аптеку, сразу все купим.

— Не надо, — встрепенулась она, отбирая их, — вечером я улетаю, там на месте все куплю...

Они взглянули друг другу в глаза. И между ними возникло острое понимание всего, что приключилось. А вместе с тем… прожгло и неизбежностью того, чем закончится.

Поставленные на паузу за эти час-полтора реакции и эмоции стали пробивать брешь, вызывая внутри горячую болезненную пульсацию. Отупляющее спокойствие рухнуло куда-то в ноги, которые вмиг ослабли.

— Обними