Укрощение рыжего чудовища - Дарья Волкова

– Иди, Варя. Ты устала.

– А ты?

– Дверь за тобой закроется, и я пойду.

– Хорошо, – почему-то неуверенно кивнула она. Повторила еще раз зачем-то: – Спокойной ночи.

– Иди спать. Я завтра позвоню.

Варя была собой довольна: она сделала это. Захлопнула у него перед носом дверь. Они остались по разные стороны. Она должна гордиться собой. И она гордится!

Машинально, на автомате, щёлкнула выключателем в прихожей, потом зажгла свет на кухне. Прошла туда-сюда несколько раз. С каждым разом всё выше поднимая подбородок. Да, всё правильно она сделала. Как и положено всякой уважающей себе женщине с чувством собственного достоинства. Варя представила, как одобрительно кивает мать. Как поднимает большой палец отец и таким же жестом реагирует брат. Как несколько раз хлопает в ладошки Любава. Варвара в ответ милостиво кивнула им. Серафима Андреевна склоняет голову, кажется, одобрительно. А воображаемый Аристарх Петрович почему-то ее перекрестил. Нина пожимает плечами. София кивает серьёзно, но тоже, похоже, с одобрением. Лиза просто улыбается, наверное, еще не очень понимая, о чём речь. Поверь мне, Лиза, я всё правильно сделала. Вырастешь – поймёшь.

Варя остановилась в центре кухни, прервав свой мысленный, полный истинно королевского достоинства диалог с воображаемыми собеседниками. Замерла. Зачем она отпустила Тихона? Куда? На ночь глядя? Ведь вляпается же. Как пить дать – вляпается! Этот дурень и балбес просто чемпион в области собирания приключений на свою голову. Пуля в плече. Распоротая щека. Отобранные пальто и часы. Он просто не может не влипнуть в какие-нибудь неприятности, потому что… потому что! Видимо, человек такой. И нельзя его отпускать ночью из дома. Нельзя. Да чем она думала?

Варя кинулась к окну, чуть не расплющила о стекло нос. «Эскалада» стоит на месте, Тихона не видно. Теперь что, крикнуть ему посреди ночи на весь двор: «Тихон, вернись!» Нет, лучше догнать, если быстро – должна успеть, пока он машину заведёт, пока развернёт…

Варя опрометью сорвалась с места. Обулась, не глядя, зажала в кулаке ключи и надавила на ручку двери, готовая вылететь из квартиры.

За дверью стоял он. Прислонившись к перилам и низко опустив голову.

Варя замерла. Лишь пальцы разжались, и мягко шлёпнулись на коврик ключи.

– Ты не ушёл… – выдохнула она.

Тин поднял голову, и их взгляды встретились.

– Не смог уйти.

Действие шестнадцатое

На сцене гаснет свет. Но действие продолжается.

В авторской суфлёрской будке, нарушая всю интимность момента, шуршат фантиком от конфеты и нагло ждут предложений от кондитерских концернов по поводу продактплейсмента.

– Не смог уйти. Не могу я. От тебя уйти.

Они шагнули друг к другу. И поцеловались на пороге – между вчера и завтра, между прошлым и будущим, застыв на пороге новой жизни. Жизни вдвоём.

Целовались неотрывно, на разрыв, как в первый и в последний раз одновременно. Тонули в этом поцелуе, захлёбывались, выныривали и снова падали друг в друга.

А потом все-таки шагнули. Вперёд.

Щёлкает дверной замок. Оба дышат, словно соревнуясь – кто надрывнее, кто громче. И снова друг к другу. Его пальцы путаются, как мечталось, в ее огненных прядях. И он шепчет в них, задыхаясь от счастья и волнения:

– Варенька, ты мне постели на полу… На кухне… Пальцем тебя не трону. Просто не могу сейчас уйти от тебя. Не могу, понимаешь? Мне просто, чтобы рядом с тобой быть. На кухне постели, ладно?

– Конечно, – шепчет она. Под ее пальцами все-таки отрывается пуговица на длинной нитке. – А еще лучше на коврике у входной двери. На радость соседям.

А потом ее губы находят в расстёгнутом вороте рубец. Шва, который наложил ее собственный отец. Она прижалась щекой к рубцу и вдруг тихо заплакала.

– Варя… Варежка, ты чего?

Она чувствует, как дрожат его пальцы, когда он гладит ее по спине.

– Ну, перестань, родная, пожалуйста. Не плачь. Всё же хорошо. Ну, тише, Варенька, тише…

– Не «тишкай» мне, Тиша! – шмыгает носом она. – Ты умирал у меня на руках! Ты бы что делал на моем месте?

– Лёг бы рядом и сдох, – честно сознается он. – Я же теперь не знаю, как без тебя, Варь. Я все эти месяцы как в погребе прожил. Без света. А теперь… – Он снова зарылся лицом в ее волосы. – Теперь мое солнце со мной. Светит мне, греет.

И у нее от этих слов тоже стало тепло в груди. Варя улыбнулась сквозь слёзы и решительно взяла его за руку.

– Пойдём.

– Варь… – В это было невозможно поверить, но он упёрся. – Я, правда… На кухне лучше лягу, на полу. Дай мне одеяло какое-нибудь.

– Сейчас прямо! Никакого «на полу»! Мы не живём половой жизнью до свадьбы, ты забыл?

– Варенька…

– Раздеваться и в постель! – И в спину его подпихнула для надёжности.

– Да я в постели ноль без палочки…

– Бегом!

У дивана Тихон Аристархович снова изволил выразить сомнения. Варваре Глебовне стало это уже немного надоедать.

– Ты мой?

Он замер и осторожно кивнул. Вспомнил обстоятельства, при которых в предыдущий раз звучала эта фраза.

– Твой.

– Тогда, господин «собственность Варвары Глебовны Самойловой», изволь разобрать диван и снять штаны.

– И трусы тоже?

Варваре решительно осточертел этот цирк, и она простимулировала Тихона Аристарховича снятием футболки. А дальше всё закрутилось. Он не помнил, как раздевался, потому что видел только ее – сколько хватало тусклого света из прихожей и с улицы. Помнить и ощущать он начал – зато десятикратной мерой – лишь когда они оказались без одежды и в горизонтальной плоскости. Словно скряга, скупец, получивший обратно своё сокровище, которое утратил и не чаял вернуть – вот как он себя чувствовал. Руки жадно трогали и оглаживали, точно подмечая все изменения. Похудела его девочка. Вот тут не хватает. Вот тут очень много не хватает. Тут пальцы не так лежат, как надо. И тут. А вот здесь – здесь всё, как и раньше. Нежно и… И что это?

Тихон указательным пальцем обвёл тонкую дорожку коротких волосков на лобке.

– Рыженькие? – выдохнул Тин восхищённо.

– Ага, – улыбнулась она ему в шею.

– Варя-я…

Это прозвучало так умоляюще, что она сразу поняла, о чем он. Рассмеялась легко:

– Завтра посмотришь!

– Ты похудела! – отметил он. – Вот тут не хватает! И тут. И вот тут.

– Ты придумываешь! – Она ёжилась и покрывалась мурашками от его прикосновений.

– Нет! – И внезапно спросил робко: – Ты моя?

– Твоя.

– Так вот, госпожа «собственность Тихона Аристарховича Тихого», мне лучше знать, где моей