Патриция Гэфни - Бегство из Эдема

Она положила щетку на туалетный столик и начала машинально застегивать пуговицы халата, но почти тотчас же опомнилась. «Зачем я это делаю? Через минуту Бен все равно его снимет!» Ей хотелось, чтобы он прикасался к ней как можно меньше. С вызовом глядя на себя в зеркало и словно проверяя, не дрогнет ли ее лицо от отвращения или стыда, Сара сбросила халат, а вслед за ним и рубашку. Ей был заранее ненавистен торжествующий взгляд собственника, который она готовилась увидеть, явившись к нему голой, но зато так он скорее возьмет свое и даст ей уйти. Значит, дело того стоит.

3.

– Мне очень жаль, честное слово, очень-очень жаль. Если бы я могла что-то изменить, Пэрин, поверьте, я бы так и сделала.

– Ну так сделайте что-нибудь! – воскликнул Пэрин Мэттьюз, с недоумением глядя на нее. – Я ничего не понимаю. Вы говорите, что не хотите ехать, но все-таки едете.

– Просто мне придется туда поехать, вот и все.

– Придется?

Сара с досадой перевела дух.

– Простите меня. Знаю, мы столько труда вложили в эти проекты… Мне очень хотелось бы увидеть, как они будут претворяться в жизнь, но я ничего не могу поделать. Мне придется уехать на все лето.

Она беспомощно проследила взглядом за Пэрином. Он повернулся к ней спиной, якобы для того, чтобы выглянуть в окно, а на самом деле, чтобы скрыть свое недовольство.

– Маргарет могла бы меня заменить, разве не так? Она отлично ведет кружок кройки и шитья, и дети ее обожают.

Пэрин ничего не ответил. Сара робко тронула его за локоть.

– Прошу вас, не сердитесь. Все как-нибудь наладится. Всегда так бывает.

Он обернулся к ней. Его доброе лицо с окладистой рыжей бородой выглядело обиженным.

– Я не понимаю, – повторил он. – Вы нужны нам здесь, Сара. Знаю, вы работаете на общественных началах и не связаны никакими обязательствами. Но провести лето в Ньюпорте, наблюдая за строительством особняка… Ну знаете ли!

Пэрин чуть не выплюнул изо рта эти слова, не в силах сдержать свое возмущение.

– Видимо, я совершил ошибку. Мне казалось, что наш центр что-то значит для вас, но если это не так, я прошу прощения.

– О Пэрин…

Она опустила руку и отступила на шаг.

– Извините, – добавил он торопливо. – Наверное, я несправедлив.

– Да, вы несправедливы.

Пэрин взъерошил и без того лохматые рыжие волосы.

– Но… почему вы должны ехать? Это муж вас заставляет?

– Что за глупости, Пэрин, – засмеялась Сара, – конечно, нет!

О том, что представляет собой на самом деле ее брак, она не рассказывала никому, даже Лорине. Пэрин был добрым другом, они очень сблизились за годы совместной работы, но делиться с ним подробностями своей семейной жизни – нет, это было немыслимо. Следствием ее замкнутости – или стеснительности, или стыда, а может быть, и просто привычки все утаивать – становилось все более острое чувство одиночества. Сара с ним смирилась, считая, что это часть той цены, которую ей приходилось платить за колоссальную ошибку, совершенную восемь лет назад.

– Миссис Кокрейн? Ваши ученики уже собрались. Они ждут внизу.

– Спасибо, Борис, я сейчас спущусь, – поблагодарила Сара маленького эмигранта из России, работавшего в общине за пять центов в день. Потом она опять повернулась к Пэрину:

– Что еще я могу вам сказать? Ехать мне предстоит еще только через месяц – за это время я успею кого-нибудь подготовить себе в замену, если вы считаете, чтоМаргарет не справится. Я все сделаю, вам не о чем беспокоиться.

– Да-да, разумеется. У меня нет ни малейших сомнений. Я просто эгоист. Не хочу, чтобы вы уезжали, потому что мне будет вас не хватать. Все дело в этом.

Сара улыбнулась с облегчением.

– Мне тоже будет вас не хватать.

Пэрин взял ее за руки и крепко сжал их.

– Я говорю серьезно, Сара.

– Я тоже!

Он внезапно выпустил ее руки.

– Идите, вас ждут.

Сара растерянно двинулась к двери; ей показалось, что он опять рассердился.

– Давайте еще поговорим об этом позже, хорошо?

– Да, да.

Он отмахнулся, не глядя на нее, и углубился в кипу бумаг у себя на столе. Сара вышла, недоуменно хмурясь.

Ее класс собирался дважды в неделю после обеда в подвале пятиэтажного кирпичного здания, принадлежавшего эмигрантской общине на Форсайт-стрит. Все ее ученики (за исключением мистера Иелтелеса) уже более или менее свободно владели английским, поэтому Сара преподавала им не язык, а скорее основы американской культуры.

Некоторые переселились в Соединенные Штаты совсем недавно, другие – несколько лет назад. Почти не прибегая к ее помощи, они обсуждали все, что было связано с этой удивительной незнакомой страной, которая стала их родиной. В этот день они, как всегда, не стали дожидаться ее прихода: когда появилась Сара, жаркая дискуссия была в самом разгаре.

Мистера Иелтелеса она опять застала в классе с папиросой. Сара грозно нахмурилась, он тут же бросил папироску на пол и раздавил, как ядовитое насекомое. Таков был их обычный ритуал, повторявшийся при каждой встрече и доставлявший удовольствие обоим. Она заняла место в середине составленных полукругом стульев и громким «учительским» голосом сказала:

– Добрый день, дамы и господа.

Восемь голосов ответили хором:

– Добрый день, миссис Кокрейн. – Общий разговор сразу же возобновился.

– Где Наташа? – спросила Сара, наклонившись мистеру Йелтелесу.

Он взглянул на нее с безмятежной улыбкой и пожал плечами. Его брови поднялись чуть ли не до линии серебристо-седых волос.

– Еще нет, – ответил он, после чего перешел на свой обычный, хорошо заученный репертуар: – Нужны подтяжки? Пуговицы для воротничков? Чулки по шесть центов, хороший гешефт.

– Мы это позже обсудим. Рашель? Мы все хотим послушать, о чем вы говорите с Катриной.

Постепенно шум в комнате стих, участники дискуссии перестали говорить все разом и стали слушать друг друга. Смуглый красавец Константин, армянин из Турции, темпераментно жестикулируя, рассказал о том, как ему приходится отражать амурные поползновения жены хозяина. В Америку Константин приехал шесть лет назад и начал работать продавцом газет, а теперь служил официантом в русской чайной и впитывал в себя, как губка, ученые споры посещавших ее интеллектуалов левого толка. Константин хотел поступить в городской колледж, а потом стать драматургом: это была мечта его жизни. Однако была у него и более скромная задача – соблазнить Рашель, – причем он считал, что проделал уже больше половины пути к достижению цели.

– Ну хватит, – недовольно огрызнулся мистер Клейман, обойщик.

– Ja [7], хватит, – поддержала его жена. Им хотелось обсудить более насущную житейскую проблему: следует ли миссис Клейман отказаться от работы на табачной фабрике, чтобы завести ребенка, или продолжать трудиться, чтобы супруги получили возможность переехать в более комфортабельную квартиру. Спор закончился именно так, как заканчивались все споры, имевшие хотя бы отдаленное отношение к денежным делам: все посмотрели на миссис Кокрейн. Последнее слово всегда оставалось за ней.