Кей Грегори - Невесты Шерраби

— В Нью-Йорк, — ответил он, приняв решение. — Зак полетит в Нью-Йорк. И на то время, пока твои родители будут гостить в Сан-Франциско, остановится в "Дубах".

Нельзя сказать, чтобы Саймон был не рад Эмме. Просто когда заканчивалась ее очередная несчастная связь — а часто и еще до того, — кузина имела привычку впадать в меланхолию. А после отпуска у него не будет ни времени, ни желания возиться с нею.

— Ох, — сказала Эмма с беспечностью, которая никого не могла обмануть. — Именно тогда я и собиралась вернуться домой.

— Возможно. Думаю, Энни уже приготовила тебе комнату. Полагаю, что ты останешься здесь, пока я не вернусь в город?

Эмма засмеялась.

— Правильно понимаешь. Мистер Казинс уже носит туда мои вещи.

Ага… Это объясняло, почему холл не завален дорогими чемоданами, теннисными ракетками и дорожными сумками от "Харродс" и "Мейси"[2]. Эмма никогда не путешествовала налегке.

— Тогда увидимся за обедом. — Саймон собрался вернуться к себе в кабинет.

— Да, конечно. Саймон…

— Что?

— Ты не видел Джералда?

— Нет. И возношу за это хвалы Господу каждое утро и каждый вечер.

— Саймон! Он твой кузен…

— Знаю. Потому и благодарю Бога. Если бы я увидел Джералда, то только потому, что ему нужны деньги.

— Джералд не такой плохой. Просто немножко…

— Беспомощный, — закончил Саймон. — Безответственный. Гвоздь в…

— Да, но это не его вина. Тетя Дженни и дядя Роджер готовы были достать для него луну с неба. Разве он виноват, что его родители так рано умерли?

— Нет. Он виноват лишь в том, что промотал довольно значительное наследство, а сейчас — должен сказать, без особого успеха — покушается на мое. Разве он не обращался к тебе за помощью?

— Обращался, но мама и папа выплачивают мне ежемесячное содержание, а в "Ярмарке моды" за мои статьи ничего не платят…

— Ума не приложу, почему, — пробормотал Саймон.

Эмма показала ему язык.

— Свинья ты, — любовно сказала она. — Я была в Скиросе, а там не у кого брать интервью. Во всяком случае, об одежде. Но дело не в этом. Просто у меня нет такой суммы, которая требуется Джералду.

— Требуется?

— Ну, которую он хочет получить. Во всяком случае, у меня столько нет.

— Сомневаюсь, что такая сумма вообще есть у кого-нибудь на свете, — буркнул Саймон. Беспечность Эммы в финансовых вопросах действовала ему на нервы. Впрочем, это его не касалось. — На твоем месте я бы не стал переживать из-за Джералда, — сказал он. — Когда я слышал о нем в последний раз, он бросал пылкие взгляды на очередную одинокую вдову.

— Держу пари, что не только взгляды, — хихикнула Эмма.

— Эмма, веди себя прилично! — сурово сказал Саймон, но уголок его рта предательски пополз вверх.

Эмма снова хихикнула. Саймон сослался на то, что ему нужно закончить отчет, и пошел к себе, оставив кузину в холле.

Часок-другой Эмме придется самой заботиться о себе. Черт побери, если бы сестра немного остепенилась и занялась интервью и статьями о моде, на которые была такая мастерица, она легко могла бы содержать себя. Но Эмма не ударяла для этого палец о палец. Была слишком занята тем, что кружила мужчинам голову. Если бы любимые дядюшка и тетушка были чуть поумнее, они бы урезали ей ежемесячное содержание.

Позади раздались легкие шаги. Саймон обернулся и увидел бегущую вверх по лестнице стройную фигуру в сапогах и юбке в обтяжку, с перекинутым через плечо плащом.

Он долго смотрел ей вслед. Да, поглядеть было на что. Внешность фотомодели, коротко стриженные светлые волосы, изумрудные глаза (благодаря контактным линзам, а не от природы). Определенно было. Но штучка еще та. Настоящее наказание. Так и будет порхать по жизни, мечтая о Заке и не желая задумываться о будущем.

Одно утешение — она все же лучше, чем Джералд, который почему-то убежден, что мир перед ним в долгу.

Саймон угрюмо сидел за письменным столом. Присутствие Эммы все осложняло. Едва ли его отпуск окажется таким безоблачным, как он думал, когда говорил надувшейся Алтее, что хочет немного побыть в одиночестве.

Поднявшись в желто-белую спальню, которую она всегда занимала в Шерраби, Эмма бросила плащ и сумку на кровать и подошла к окну.

Ничто не изменилось. Недавно скошенный газон был таким же ухоженным, как всегда, а озеро таким же зеленым. Она улыбнулась и облегченно вздохнула. Все в Шерраби осталось таким же, как в тот день, когда она отсюда уехала. Другие места и их обитатели менялись. Но только не Шерраби. Милый, предсказуемый Шерраби. Ее первый и самый любимый дом. Она не могла сказать, что не любит "Дубы". Но всю свою жизнь Эмма сновала между двумя континентами, повинуясь отцу-американцу и его деловым замыслам. Шерраби, где родились ее мать и она сама, был для нее символом постоянства.

Кроме того, именно здесь она впервые встретила Зака, свою неизменную любовь. Что бы ни случилось. И что бы ни думал об этом он сам.

Эмма вытерла глаза и посмотрела на подернутое рябью озеро.

Именно здесь она стояла в тот день, когда Зак, на котором не было ничего, кроме плавок, вышел из озера. Капли воды блестели на его смуглой, как у цыгана, коже и иссиня-черных волосах, развевавшихся по ветру. Он отряхнулся на манер Риппера, встал, откинул голову и вытянул руки навстречу солнцу. На миг Эмме показалось, что перед ней не современный мускулистый молодой человек, а древний кельтский жрец, возносящий жертву богам. Она вздрогнула, натянула белое летнее платье, выбежала из комнаты и заторопилась вниз.

Эмма добралась до террасы как раз в тот момент, когда ее кельтский жрец поднялся наверх. Он замер, держа руку на перилах.

— Привет, — сказал он тем низким медовым голосом, в который Эмма немедленно влюбилась. — Кто вы?

— Я Эмма Колфакс, нью-йоркская кузина Саймона и Мартина. А вы кто?

— Зак. Зак Кент. Я друг Саймона. Мы работаем вместе.

— О, значит, вы тоже трудитесь на правительство. Саймон говорит, что в этом нет ничего интересного.

— Саймон прав. — Красивые белые зубы тут же исчезли за плотно сжатыми губами.

Эмма вздохнула. Саймон тоже держал рот на замке, когда она спрашивала его о работе. С Мартином, его старшим братом, было куда веселее. Он рассказывал о сельском хозяйстве — лошадях, овцах, тракторах, живущих на фермах арендаторах и о том, как растить свиней.

— Где вы живете? — спросила она Зака.

— Раньше жил в Абердине, а теперь переехал в Лондон.

Так вот откуда у него такой певучий голос! Это шотландский акцент. Значит, в другое время, в другом веке он действительно мог бы быть языческим кельтским жрецом. Правда, сейчас, когда она увидела Зака вблизи, выяснилось, что он ненамного выше ее ростом и что в его квадратной челюсти и твердых чертах лица больше древней воинственности, чем святости, подобающей жрецу.