Уоррен Адлер - Война Роузов

На мраморном столике в гостиной горделиво стояли две фигурки, ставшие чуть ли не основоположниками семьи Роузов, — Крибб и Мулинекс, все в тех же угрожающих позах, со сжатыми кулаками. История о том, как Роузы встретились впервые, рассказывалась всем, кто появлялся в доме.

Над камином висела старинная английская картина, написанная маслом, на которой была изображена сцена охоты. Она очень подходила по цвету и стилю к честерфилдскому дивану[18] и расположенным перед ним таким же креслам.

Эта комната, по признанию Барбары, представляла собой мешанину разных эпох и стилей, но была идеальным местом, чтобы собираться здесь всей семьей за воскресным обедом, усевшись прямо на пушистом красно-синем персидском ковре перед массивным низким дубовым столом.

— Иногда кажется, что лишь тогда мы по-настоящему вместе, — однажды сказала Барбара, глядя на Энн каким-то загадочным, грустным взглядом, ей совершенно не свойственным.

К тому времени, как вошел Оливер в сопровождении важного Джоша, тарелки с кушаньями, а также большая деревянная салатница уже стояли на своих местах. Ничего не подозревавшая Ева отщипывала маленькие кусочки душистого бананового хлеба и ловила их ртом, не догадываясь об ожидавшем ее сюрпризе.

Семья начала шумно рассаживаться за столом, пока Оливер с торжественным видом разливал Лафит-Ротсчилд урожая 59 года в хрустальные бокалы для вина. Потом он с серьезной улыбкой оглядел всех присутствовавших, заговорщически подмигнул Барбаре и поднял свой бокал.

— Прежде чем мы приступим к этому великолепному пиршеству, — проговорил он, переходя на официозный язык, — мы должны поднять наши бокалы в честь знаменательного события, — он выразительно посмотрел на широко улыбавшуюся Еву, на щеках которой играл яркий румянец. — «В» с минусом, это, конечно, не «А», но, чтобы дойти до него от «F», пришлось много потрудиться, — Джош на этом месте слегка хихикнул. Он всегда носил домой сплошные «А» и никогда не упускал возможность подковырнуть сестру по этому поводу. — А также чтобы дойти до него от «X», — продолжил Оливер.

— От «X»? — переспросила Ева, удивленно моргая.

— «X» — от слова «Хонда», — пояснил Оливер.

— «Хонда»? — Ева в недоумении оглядывала лица собравшихся за столом. Оливер поднял свой бокал еще выше, а другой рукой не спеша вытащил из кармана связку автомобильных ключей и электронный ключ от гаража.

— Только не задень «Феррари», когда будешь выезжать.

— Да уж, если тебе дорога жизнь, — пошутила Барбара.

Ева издала дикий крик радости, бросилась к отцу и повисла у него на шее, покрывая его лицо поцелуями. Потом она проделала то же самое с Барбарой, Джошем и Энн. Наконец схватила ключи и с бешеной скоростью помчалась к задней двери дома.

— Кажется, мы ее вконец разбалуем, — проговорил Оливер, поднося к губам бокал с вином. Все последовали его примеру. — Но, черт возьми, это так приятно!

— Мы позволили себе первую машину лишь через три года после свадьбы, — проговорила Барбара.

— Времена меняются, — ответил Оливер, пожимая плечами. — Зачем же тогда выкладываться на работе, как не ради всего этого? — он поднял руку и сделал широкий жест.

— Меня приняли в команду, — внезапно проговорил Джош, словно внутри него лопнул какой-то пузырь.

— Черт, — проговорил Оливер, поставив стакан и нарочито демонстративно хлопая в ладоши. — Клево, старик, — он прибегнул к выражениям из жаргона, которым пользовался Джош.

— Я выпью за это, — ответил Джош, поднимая свой бокал и опрокидывая дорогое вино одним глотком, словно это была кока-кола.

Тут они услышали оглушительный сигнал «Хонды», которую Ева вывела из гаража и прокатывала вокруг дома. Все бросились к окну и начали махать руками. Ева поддала газу и исчезла за домом, оставив после себя облако пыли.

— Вот повезло дурехе, — пробормотал Джош.

— Ладно, тебя тоже ждет нечто подобное, когда исполнится шестнадцать, — ответил Оливер. — Теперь есть к чему стремиться. Вот что значит быть отцом. Осуществлять мечты и стремления, — он немного посмеялся над своей шуткой, и вся семья снова вернулась к столу.

— У нас в семье есть еще кое-какие достижения, о которых следует сообщить, — спокойно проговорила Барбара. Ее глубоко посаженные глаза лукаво сияли, а пухлые губы слегка приоткрылись, обнажая белые зубы в игривой полуулыбке. Она рассказала о своем «достижении» совершенно спокойно и бесстрастно, но в довольно цветистых выражениях. Казалось, что в ее голосе звучала какая-то вызывающая нота, хотя Энн решила, что это заметила только одна она. Оливер наклонился к Барбаре и поцеловал ее в губы.

— Это грандиозно, — проговорил он, и Энн быстро отвернулась, раздраженная уколом ревности.

— Кажется, мне тоже есть что сообщить, — заявил Оливер, как раз в тот момент, когда в комнату вбежала Ева, сиявшая от счастья.

— О такой машине можно только мечтать. Только мечтать! — затараторила она, шумно усаживаясь рядом с Энн и хватая ее за руку.

Энн шутливо погрозила пальцем девушке, показывая на отца, который продолжал свою «речь».

— Правда, это всего лишь новый клиент. Но он принесет нашей семье приличный доход. Можно даже сказать — очень приличный. Мои Коллеги необыкновенно довольны этим заказом. Завтра я отбываю в Нью-Йорк, чтобы закрепить сделку.

Они снова поцеловались, и вскоре все сидящие за столом уже весело смеялись и болтали, поедая великолепные блюда, приготовленные Барбарой, и запивая их ароматным выдержанным вином.

Умиленно наблюдая за дружной семьей и радуясь их счастью, Энн вспомнила свою бедную семью, запертую, словно в тюрьме, в убогом деревянном домишке в Джонстауне. Как для собаки кость с мясом, для их семьи самой большой радостью были польские колбаски, которые они выхватывали гнутыми вилками прямо из большой кастрюли и ели, запивая бульоном, в котором те варились.

Великолепные кушанья таяли во рту, а перед глазами вдруг появилась картина из прошлого: тучная фигура матери, колыхающаяся, словно студень, под старым изорванным домашним халатом. Она устраивалась на старой скрипучей кушетке перед телевизором, где какой-то незадачливый убийца пытался прикончить Лаверна и Ширли. Отец с толстым животом, тоже похожим на студень, сидел в старом, полуразвалившемся кресле и, накачиваясь пивом, ронял сигарный пепел на потертый грязный ковер.

Пытаясь освободиться от тягостных видений, Энн осторожно постучала по бокалу серебряной ложечкой. С тонким хрустальным звоном в комнате воцарилась тишина.

— Я не могу сказать вам, как много… — слова застряли у нее в горле, и она была вынуждена прокашляться, прежде чем начать снова. — Не могу выразить словами, какое огромное значение имеет ваша семья для меня. Вы не представляете… — она снова остановилась, видения из прошлой жизни продолжали стоять у нее перед глазами, мешая подобрать нужные слова. Она внимательно оглядела лица всех сидевших за столом, даже Оливера, в глаза которому, к своему удивлению, на этот раз смогла посмотреть без всякого смущения. — Это самое счастливое время в моей жизни. Вы меня так по-доброму приняли и так хорошо относитесь. Я считаю вас своей семьей, — она судорожно глотнула, пытаясь избавиться от Неожиданно подступившего к горлу комка, — и очень счастливой семьей… — она тряхнула головой, слегка растроганная, чтобы продолжать, и слегка дрожащими губами припала к бокалу, который держала в руке.