Людмила Леонидова - Часовые любви

— Вот почему ты так пахнешь! — обнюхивая его густые жесткие волосы, втягивала аромат Маша. — Я так люблю шампуни, а у нас их так трудно достать!

— У вас нет шампуней? — удивился Людвиг.

— Не-а. — Забыв о наставлениях начальника, русская девушка призналась в страшной тайне.

— Выходи за меня замуж, я подарю тебе целый косметический магазин.

— Как это магазин?

— Сейчас все расскажу. Только сначала… обними меня так же, как там, в зале.

— Как?

— За шею. Вот так. И прижмись так же.

— Я не помню как.

— Ты потрясающая! Ты все чувствуешь! Я схожу от тебя с ума. Знаешь, что мы будем сейчас делать? Я тебя кое-чему научу.

— Меня не надо ничему учить! — опять вспомнив наставления Афанасьева, отпрянула Маша.

— Да, совсем забыл, обещанные перчатки!

Он выскочил из ванны и мокрыми руками вытряхнул из пакетика тоненькую замшу. Перчатки пролетели над головой.

— Лови!

— Ой, как жалко, они намокнут! — подставляя пенные ладони, пискнула Маша.

— Надевай!

— Жалко! Мокрые руки.

— Ничего не жалко. Завтра получишь новые!

Они любили друг друга напролет целую ночь. Забывшись коротким сном, они, просыпаясь, вновь с неистовой силой наверстывали упущенное.

Из номера он проводил ее утром. Надсмотрщицу уже сменила другая.

— Вы из какого номера? — по новой набросилась она на Машу.

Еще одна десятка успокоила ее бдительное любопытство.

Глава вторая

Маша жила с мамой, папой и братом в коммуналке. Одна большая комната: телевизор, диван и родительская кровать за гардеробом. На диване спал брат. Маша каждый вечер стелила себе раскладушку.

Папа, увлекаясь футболом, иногда забывался и громкими возгласами поздними вечерами будил девочку.

Она затыкала уши и, накрывая голову подушкой, засыпала вновь.

— Во время войны спали стоя, — оправдывался папа, когда Маша упрекала его утром за ненавистный футбол.

Машин папа во время войны был военным переводчиком.

Когда Маша пошла в пятый класс, о том, чтобы выбрать для изучения другой язык и речи быть не могло. Отец все силы отдал, чтобы передать дочери свои знания, с детства разговаривал с ней по-немецки.

— Тебе обязательно пригодится, — обещал папа. И Маша прилежно училась шпрехать. Папа оказался не прозорлив. После окончания вуза дипломированная переводчица узнала, что немецкий язык перестал пользоваться спросом. На работу устроиться можно было только с английским. От ран, полученных на войне, папа рано умер. Через фронтового друга папы, который очень старался помочь осиротевшей семье, Машу взяли в отдел престижного министерства. Отдел занимался закупками медицинского оборудования для страны.

Иностранный бизнесмен, владеющий собственным концерном, Людвиг Штайн, приехав с внушительной делегацией на международную выставку, привез новые образцы медицинской техники, которую надеялся продать в Советский Союз. Маша работала с ним на всех официальных встречах и принимала участие в переговорах. И он продал. Заключив многомиллионную сделку, немец бурно праздновал победу, считая, что не последнюю роль в этом сыграла русская девушка. Не только по причине безупречного знания немецкого. Она вдохнула в Людвига жизнь. Любовь к ней окрылила его, придала уверенность в себе. С таким настроением можно свернуть горы. И он свернул. Каждый день с нетерпением ожидая ночи с этой хрупкой русской девушкой, в которой не иссякал поток энергии, он подумывал о своем будущем, которое в мыслях связывал с ней. Она словно перекачивала в него жизненные силы, привязывая к себе навсегда.

После окончания выставки немецкий предприниматель приехал в министерство, где трудилась Маша, и предложил принять в Германии за свой счет группу сотрудников для обучения работы на проданном им оборудовании. В качестве переводчика для общения с ними он пожелал видеть Машу.

— Она хорошо знает язык. Мы сработались, — обосновал он свою просьбу в министерстве.

Известие об этом Маше принес шеф.

— Чем это ты его взяла? — требуя для себя награды за посредничество, вновь протягивая к ней свои липкие лапы, интересовался прилежный семьянин Степан Степанович. — Прямо вился этот Бетховен вокруг меня! И так, и эдак… Да, ладно я на тебя не в обиде. Ты давай, раздевайся по-быстренькому, скоренько-скоренько, а то я сегодня жене вовремя прийти обещал. Что рот-то раскрыла, растерялась? — приговаривал он. — Чай теперь на подушках привыкла, жестко у шефа на столе ноги-то задирать? — пыхтел он. — Повыше-повыше поднимай, не ленись. Неудобно, что ль, после гостиничных перин?

— Мне больно, — принимая на себя стокилограммовую тяжесть его тела, стонала от отвращения Маша.

— А с этим фрицем хорошо было? А? Не больно? Расскажи, как он тебе… — возбуждаясь, рычал начальник.

— Не было у меня ничего с ним! — закрывая глаза, глотала она слезы.

— Как же, не было! Дежурная по этажу из отеля донесла. До утра ты с ним что, о медицинском оборудовании разговаривала?

Маша молча сносила унижения.

— Все, иди себе. — Наскоро удовлетворив похоть, шеф застегнул ширинку и подтолкнул Машу к выходу. — Оформляют тебя на выезд. Мне скажи спасибо! Поручился за тебя. Надежная, комсомолка, сказал. Ты про меня, надеюсь, не забудешь?

Маша, отвернувшись, оправлялась после ненавистного секса.

— Поняла, что я имею в виду?

— Нет.

Шеф выразительно посмотрел на нее.

— Завтра снова к вам сюда прийти? — пробурчала она.

В этот момент она ненавидела все: и себя, и этого грязного, плохо пахнущего мужчину, и даже ничего не подозревающего немца. Ведь надо же было такому случиться!

— Ну и глупая ты! Видик мне привезешь, поняла?

— Что вы! — Маша всплеснула руками. — Я вовсе не хочу никуда ехать, ни в какую Германию. Я собиралась…

Маше так хотелось наврать, сказать, что выходит замуж за известного спортсмена Владимира Берцева, и тогда… конец и их отношениям, и этой никчемной поездке за границу. Только Володя больше не звонил.

— Плевать мне, что ты собиралась, — разозлился не на шутку шеф. — Все деньги, что он тебе будет платить, складывай, на дрянь не разбазаривай, потом съездишь в такое место, я тебе адрес напишу, там видиками к нашим телевизорам торгуют. Стоят недорого. Это у нас…

— Как недорого? — На глазах Маши выступили слезы. — Они стоят половину «Жигулей», где я вам столько денег насобираю.

— Глупая, это у нас они так стоят, а там…

— Я не хочу никуда ехать!

— Тебя посылает Родина, хочешь ты или нет! Все! О видике поговорим позже. На месяц едешь. Мир посмотришь. И с этим, как его там, Бетховеном пообщаешься. Он тебе ФРГ покажет! Поняла, дуреха! — Шеф орал, словно медведь в берлоге. — Этот немец, когда про тебя спрашивал, прямо весь заходился. Что он в тебе нашел? — Шеф опять притянул Машу к себе и немытой лапой пробрался под юбку. — Фу ты, — разочарованно протянул он, натолкнувшись на худенькие бедра. — Черт-те что! Ни кожи ни рожи! Везет же таким! Вот Сазонову хотя бы взять! Так баба в теле, и сиськи, и…