Сандра Браун - Завтрак в постели

Любовь? Что за ерунда, о чем он вообще думает?! Он же перечитал столько книг, столько написал сам! Любовь не приходит так быстро.

Иногда на это уходят годы. Но, заметив смущение в затуманенном взоре Слоун, Картер понял, что и она попалась на удочку. И теперь одному Господу известно, что им делать дальше.

– Съешьте это, пока не остыло. – Слоун кивнула на поднос. Он и вправду не ответил на ее стук, но почему же она не ушла, чтобы прийти позже? Может, к тому времени он и рубашку успел бы надеть. А то сейчас на нем были только джинсы. При виде его обнаженной груди она почему-то не почувствовала неловкости. Напротив, влечение к нему стало еще сильнее, чем прошлой ночью.

Картер отвернулся, и Слоун с облегчением вздохнула, радуясь, что не видит больше этих курчавых, жестких волос на его широкой груди.

– Присоединишься ко мне? – предложил Мэдисон.

– Нет, – слишком громко и чересчур поспешно ответила она.

Слава Богу, он надевал рубашку. У него была прямая спина с переливающимися под загорелой кожей мускулами. Слоун так же сильно хотелось дотронуться до нее, как и до его груди. Заметив его удивленный взгляд, девушка поспешила объяснить свой отказ:

– Нет-нет, благодарю вас. Остальные постояльцы сейчас в столовой. Вдруг им что-нибудь понадобится?

– А я, стало быть, не заслуживаю твоего внимания? – настаивал Мэдисон.

Его изогнутая бровь, которая, похоже, вообще никогда не оставалась спокойной, и сейчас как-то странно приплясывала. Картер дразнил ее, провоцировал, и ее нервы не выдержали.

– Несомненно, заслуживаете, – слегка раздраженным тоном ответила Слоун. – Но поймите меня правильно: я не в состоянии быть одновременно в двух местах. Их там шестеро, а вы здесь один. И вы захотели, чтобы я подала вам завтрак в номер. Полагаю, остальные гости не одобрят, если их хозяйка будет слишком много времени проводить в комнате одинокого постояльца-мужчины. За подносом я зайду позже.

Девушка была абсолютно уверена, что ей удалось сдержаться и не хлопнуть дверью, но, судя по тому, как задрожали оконные стекла, ее уверенность была напрасной.

"Это все Алисия виновата», – подумала она, поправляя прическу типичным для расстроенной женщины жестом. Спускаясь по лестнице, Слоун клялась себе, что придушит свою лучшую подругу, как только увидит ее.

Что это случилось с Алисией? Она что, спятила? Отправить такого мужчину, как Картер, к женщине было чистой воды безумием! Разве она не понимала, что этот подцепит на крючок любую? И не важно, что Слоун была ее лучшей подругой – скучной, зависимой и достойной доверия. Слоун не была мертвой, потому что лишь неживая женщина не обратила бы внимания на такого мужчину, как Картер Мэдисон.

Перед арочной дверью, ведущей в столовую, девушка остановилась на мгновение, чтобы перевести дух и радушно улыбнуться.

– Всем принести еще апельсиновых булочек? – спросила она.

– Да! – хором крикнули ее постояльцы. Вернувшись из кухни с корзинкой апельсиновых булочек, Слоун предложила одной чете, которая собиралась уезжать, завернуть несколько штук с собой:

– Вы сможете пожевать их в машине, – Как это мило, мисс Фэйрчайлд! Спасибо!

Эта пара была из штата Мэн, и они проехали всю страну, чтобы попасть на Западное побережье. А теперь направлялись назад, к себе домой.

– Нам с Эрнстом так у вас понравилось, – проворковала женщина. Слоун улыбнулась:

– Тогда у меня есть надежда, что вы порекомендуете «Фэйрчайлд-Хаус» кому-нибудь из ваших друзей, тем, кто тоже задумает отправиться в далекое путешествие к нам на Запад.

– Можете в этом не сомневаться, – с полным ртом заверил ее Эрнст.

Две пожилые дамы, бывшие школьные учительницы, оставались до конца недели. Банкир с женой собирались уехать послезавтра. Слоун уже подсчитала в уме, сколько денег она с них получит, и теперь прикидывала, хватит ли ей этого, чтобы оплатить счета. Налив всем еще кофе, девушка ушла в кухню и там присела со своей чашкой ароматного напитка.

За те девять месяцев, что существовал ее «Фэйрчайлд-Хаус», Слоун удавалось удержаться на плаву лишь благодаря рекомендациям ее бывших постояльцев. В Сан-Франциско было несколько подобных заведений, но ее – самое новое. К следующей весне она надеялась разместить рекламу в альманахах о путешествиях и в воскресных выпусках газет самых крупных городов. Сейчас же она едва сводила концы с концами, но тем не менее не тонула.

С тех пор, как она оставила опостылевшую работу и переехала в Сан-Франциско, главной целью Слоун стало – выжить. Ее помолвка с Джейсоном Хаббардом была расторгнута. Родители Слоун погрустили немного вместе с дочерью, а затем вернулись к своим пыльным книгам и картам, поспешив снова окунуться в мир египетских фараонов. Девушка любила родителей и знала: если их спросить, они скажут, что тоже любят ее. Но рядом с ними она почему-то всегда чувствовала себя не в своей тарелке. Они с готовностью звали ее смотреть на руины, оставленные давно ушедшими поколениями, начинали раздражаться, когда Слоун признавалась, что ее интересуют совершенно иные материи, и пыталась поговорить с родителями о чем-то другом. Проявления их искренней любви длились лишь короткие мгновения – когда они встречались с дочерью, внезапно вспоминая о ее существовании.

По сути, ни мать, ни отца не интересовало, что она будет делать в будущем. Это, впрочем, не интересовало никого. И Джейсону – красивому, беззаботному Джейсону, похитившему ее сердце и невинность и сказавшему однажды, что она слишком скучна для него, тоже было на это наплевать. Одна лишь Слоун знала, что если ничего не предпримет, то всю жизнь так и будет прозябать на нудной работе.

Все было непросто, но с деньгами, оставленными ей дедушкой, с дипломом Лос-Анджелесского университета, с любовью к кулинарии, с желанием и молитвами ей удалось сотворить свой «Фэйрчайлд-Хаус». Слоун всерьез занялась антиквариатом, штудируя по ночам специальную литературу. И если она не была занята наклеиванием обоев или окраской стен, то проводила дни напролет на распродажах и аукционах, где за небольшие деньги можно было приобрести что-нибудь стоящее. Таким образом, медленно, но методично девушка обставляла комнаты своего маленького пансионата старинной мебелью.

Втайне она очень гордилась достигнутым, хотя никто и не замечал ее стараний. У других женщин были мужья и дети, занимавшие их жизнь. Эти женщины могли позволить себе быть романтичными, непрактичными, а иногда даже безответственными, потому что знали: мужья о них непременно позаботятся.

Слоун – другое дело. Ей приходилось быть бережливой, постоянно думать о завтрашнем дне, и она зависела от других людей. С самого детства, с того момента, когда она поняла, что ее папа с мамой вовсе не собираются слишком обременять себя родительскими заботами, девочка вынуждена была заботиться о себе сама. И что было проку мечтать о том, что хоть кто-то полюбит ее до того, как она станет высохшей старухой! Как судьбою предначертано, так и будет. И к чему тратить энергию на горькие размышления о том, почему ее никто не любит?