Нестандартный ход 2. Реванш - De Ojos Verdes

каждой по букету символичных тюльпанов. А вот Элизе преподнес необъятную корзину нежнейших розовых пионов. Девушка приняла цветы с благодарностью, не решаясь вновь заговорить о раздражающей её показушности. Правда, их так и пришлось оставить на столе, потому что она направлялась не домой.

Видавшая виды многоэтажка в спальном районе встретила её мрачной тенью, пропитанной серостью морозного марта. Во дворе дома было полно рытвин, и таксист, подвозивший девушку по адресу, то и дело ругался себе под нос.

Лифт не работал.

Она лишь усмехнулась и довольно быстро преодолела четыре этажа, непроизвольно кривясь от затхлости подъезда. А еще ей по пути попались кошки, которых Элиза на дух не переносила.

У нужной двери она раздумывала всего несколько секунд перед тем, как твердо нажать на звонок. Оторвала палец от кнопки и принялась терпеливо ждать.

Десять. Двадцать. Тридцать.

На тридцать четвертой секунде, когда тревожность из-за провальной затеи заметно повысилась, щелкнул замок. А затем ей открыли с явной неохотой.

— С днем рождения… — Элиза не смогла заставить себя улыбнуться, это больше не праздник...

Лилит заторможенно смотрела на бенто-торт с двумя выведенными буквами «Л»: Левон и Лилит, двойняшки, двадцать шесть лет назад дружно появившиеся на свет. Смотрела стеклянными глазами. И от пустоты в них хотелось выть.

Сестра очень медленно подняла голову и взглянула в лицо девушке, так и не произнеся ни слова.

— Впусти меня, пожалуйста, — не выдержала Элиза этого напряженного переглядывания.

Удивительно, но та отступила, пропуская её вперед. Она вошла стремительно, будто боясь, что хозяйка квартиры может передумать. Встала в прихожей и огляделась. Папа говорил, что именно он настоял на ремонте, потому что обстановка была бедовой. Лилит нехотя согласилась его сделать, но и после ремонта интерьер выглядел слишком… просто. Да, чисто, уютно, светло. Но это далеко не тот уровень, в котором выросла двоюродная сестра. Достатка, что ей был привычен, нет. Им и не пахнет.

Миниатюрная двушка: гостиная с кухней совмещены и находятся справа от входа, в конце маленького коридора две невзрачные двери — в спальню и ванную. И обе прикрыты. Но Элиза готова была поспорить, что и там её ничего впечатляющего не ждет.

Девушка отдала торт Лилит, а сама стянула сапоги и верхнюю одежду, исподтишка рассматривая безликую тень, коей сейчас сестра ей казалась.

— Чай или кофе? — странно слышать именно этот вопрос, эти слова, эту интонацию. Они ведь за три года не говорили совсем, когда как всю жизнь были неразлучны. И неправильность момента резала без ножа.

— Чай, — выдавила скупо.

Пока Лилит возилась в кухонной зоне, Элиза успела помыть руки и вернуться, аккуратно усевшись за небольшой круглый стол у окна. И стала наблюдать за безмолвными манипуляциями. Не было суеты, бьющей энергии, нескончаемого позитива. Раньше младшая сестра казалась солнцем, светившим всем без разбора. В ней было столько жизни… А сейчас всё вокруг — склеп.

Торт с ножом был водружен на середину, рядом стояли дымящиеся чашки и тарелки с вилками. Едва ли Элизу интересовало это пиршество, но из-за витавшей в воздухе неловкости она всё же потянулась и поделила бенто на четыре части, разложив обе буквы «Л». Порцию Лилит придвинула к ней. Свою так и оставила на месте.

Сестра сидела на краю стула, вперив взгляд в пол. С поникшей головой, опущенными плечами, в сломленной позе.

Этому изваянию можно было бы дать говорящее название — «тысяча печалей».

Господи, она такая хрупкая. И в этой хрупкости сию секунду — столько боли…

Элиза больше не могла… молчать и бездействовать. Вскочила и села перед ней на корточки, осторожно заглядывая в нахмуренное лицо:

— Лил… — и столько мольбы в этом обращении, потому что не знаешь, с чего именно начать, когда так много надо сказать.

— Я не хотела ни с кем говорить о том, что случилось, — Лилит неожиданно проявила инициативу, затронув главную тему. — Но ты… Где ты была… когда я так нуждалась в тебе, Элиз?

Сердце жалобно заныло, сжимаясь, словно в попытке укрыться от прозвучавших слов. И как эта маленькая и некогда избалованная девочка пережила такую трагедию одна?!

— Нас не выпускали, когда началась пандемия, ты же знаешь. Лил, я тебе столько звонила и писала…

— Ты нужна была рядом, а не в жопе мира на связи! — вдруг закричала она с неподдельной обидой, дернувшись и поднимая на неё глаза, полные слёз. — Ты исчезла из моей жизни, словно тебя и не было никогда. Будто мы никто друг другу…

Элиза сглотнула колючий ком в горле и произнесла тихо:

— Послушай, если бы я только могла представить, что спустя несколько месяцев всё обернётся так… Разве я уехала бы, зная, что потом будет невозможно вылететь из страны и быть рядом? Но сейчас я здесь, родная. С тобой…

Сестра зло усмехнулась, будто транслируя: а толку-то?..

Наверное, она по-своему права. И Элиза действительно чувствовала свою вину перед ней, поскольку, как и сказала Лилит, исчезла без каких-либо объяснений. Не желая распространяться о том, что происходит внутри. И как доверять кому-то, кто скрытен и сам не стремится делиться с тобой своими переживаниями?.. Это следовало исправить. Раскрыться.

— Прости, что не рассказывала… Тогда мне было необходимо быть подальше. Разобраться и остыть. Лил, у меня случился выкидыш, и я чертовски тяжело пережила этот факт… Сожрала себя изнутри и… сбежала. Да и с Ромой уже некоторое время до произошедшего не всё было гладко. А потом как-то так… всё пошло по инерции. Понимаешь?.. Я не намеренно закрылась от тебя, а потому что не получалось иначе.

Сестра несколько секунд смотрела на неё не мигая. И вместе с первой крупной покатившейся слезой прошептала, шокировав:

— Я ведь тоже потеряла ребенка, — запнулась, будто растерявшись от своей же откровенности, — представляешь?..

А потом рухнула ей в объятия прямо на пол и зарыдала надрывно, отчего её тело начала бить крупная дрожь. От неё веяло нечеловеческой мýкой, каким-то разрушительным напором, от которого, казалось, она сейчас просто разорвется и обернется прахом, неспособная выдержать адских эмоций.

Элиза в ужасе кусала губы, не представляя, как можно помочь Лилит. Сжимала крепко-крепко, уткнувшись в макушку подбородком, и молчала, пока сестра захлебывалась в истерике.

Какие слова? Ну, какие слова могут облегчить безысходность, отчаяние, боль потери близких?..

Единственное, о чем сейчас девушка жалела, это то, что так и не научилась плакать. У неё не получалось выплескивать пыл по-женски, чтобы хотя бы частично