Последняя из Танов - Лорен Хо

поудобнее, успокоиться (можно и с помощью таблетки), и пусть все идет своим чередом. Я положила телефон на кровать, прикрыла пуховым одеялом, чтобы приглушить мамин голос, вытащила один из рабочих мобильников, разжевала таблетку валиума и запустила «Кэнди Краш».

– … я уже была замужем и родила твою сестру, когда мне было вполовину меньше лет, чем тебе. Если бы ты послушалась меня и не позволила Айвану уйти, то уже давно была бы замужем!

Я хмыкнула. Иронично, что мама рассуждает о браке и дает мне советы по поводу отношений. Когда мне было двадцать два, мама с отцом, забросав друг друга язвительными комментариями, развелись. Мать собиралась ухаживать за больным раком отцом, но так до конца его жизни и препиралась с ним. Вот что происходит, когда выходишь замуж в двадцать лет (мама была тогда на пике физической привлекательности); они быстро выяснили, что кроме общего диалекта и учебы в одном и том же университете их больше ничего не объединяло. Иронично, что, например, родители моих друзей, которых познакомили их семьи, до сих пор живут в счастливом браке, ездят в совместные круизы, где участвуют в кулинарных мастер-классах, пенсионерских оргиях и все в таком духе.

– Тебе просто нужно найти мужчину и остепениться. Если ты не слушаешь меня, игнорируешь и делаешь по-своему, ты всегда сожалеешь об этом. Жизненный опыт незаменим. 我食盐多过你食米[10].

Вот такой у нее ответ на все: она за свою жизнь съела больше соли, чем я риса. Другими словами, у нее больше жизненного опыта, чем у меня, только потому, что она старше, и, значит, я должна полагаться на нее во всем и всегда.

– Время бежит, и никто не вечен. Мне уже седьмой десяток пошел, знаешь ли. Я не молодею. – Голос у нее задрожал. – Родись я в Лаосе или Северной Корее, я б уже померла. Уже сейчас мое тело страдает из-за черной работы, которой я занималась в молодости.

Поясню. Мама два года работала клерком в суде, и это была ее единственная работа до брака с моим отцом. В замужестве она стала домохозяйкой.

– Иногда я просыпаюсь, все тело ломит, и я спрашиваю себя: неужели это конец? Я умру в одиночестве в Куала-Лумпуре? У меня не будет горничной? И внуков?

Долой эмоциональный шантаж!

Мамин голос стал тверже:

– Я обычная женщина, я не требую ничего сверхъестественного. Я принесла себя в жертву и взамен прошу детей, чтобы они любили меня и подарили мне внуков. А что в итоге? Старшая дочь, мой – так уж сложилось – любимый ребенок, в Сингапуре, помешана на карьере, я едва ли с ней вижусь, а другая живет во грехе с этим… Этим… – она с силой выдохнула, – … мусульманином.

Завела старую пластинку. Мама говорила о Камаруле Сиддике – парне моей младшей сестры Мелиссы, блестящем архитекторе-реставраторе из Малайзии, которого сестра так и не познакомила с матерью, потому что та категорически не хотела принимать его в семью. По-моему, это ужасно, потому что Мелисса в любом случае собиралась выйти за него замуж.

– Я думала, мы говорим о моих яичниках, – сказала я, пытаясь разрядить обстановку.

– Не будь такой беспечной, – продолжила мама. – Какая-нибудь Холли Берри расскажет о том, что родила первого ребенка после сорока, и вы начинаете думать, что с детьми можно не торопиться. Ждешь, ждешь, ждешь, а потом в один прекрасный день выясняется, что твоя матка уже скукожилась, как чернослив! И ты остаешься совсем одна и жалеешь об этом…

Я глубоко вдохнула и повесила трубку, чтобы она не слышала, как меня тошнит. К счастью, у меня под рукой был ингалятор. Такое отношение к моему одиночеству стало для меня открытием; раньше она не была столь прямолинейна и агрессивна. Обычно она говорила мягко, ненароком вставляя: «О, будет так мило, если ты придешь на ужин с тем приятным молодым человеком, Айваном! Ты много времени проводишь с ним? Работа – это не вся жизнь» (мама может сказать это с невозмутимым выражением лица, ведь я добилась определенных успехов в карьере). Года два назад она стала пассивно-агрессивной. Я до сих пор помню ее сообщение в ответ на мое прошлогоднее поздравление с Днем матери: «Спасибо, но я жду не дождусь, когда получу поздравления с Днем бабушки!», и добавила: «Дочь тетушки Он недавно родила. Она моложе тебя, так?» Но даже это было еще вполне терпимо. А как только в прошлом декабре мне стукнуло тридцать три, начались прямые оскорбления. Например, когда мама еще не знала, что я снова одинока, она требовала, чтобы я притащила Айвана в ЗАГС и расписалась с ним, а уж потом планировала свадьбу.

Ей, что ли, в свободное время нечем заняться, кроме как зацикливаться на отсутствии будущего у дочери? Не лучше ли проводить свои золотые годы в поиске новых рецептурных лекарств или просматривая интеллектуальные реалити-шоу? Нет, дорогой дневник, она так не считает. У мамы нет времени на отдых или размеренную жизнь на пенсии – это удовольствие для богатых белых людей. Если мама не занята продажей очередного продукта по схеме сетевого маркетинга, она погружается в тему моего замужества – последний невыполненный пункт из ее списка жизненных целей (для меня). Остальные пункты определены давным-давно (пожалуй, когда я еще была зародышем в утробе).

• Поступить в одно из лучших учебных заведений (садик/начальную школу/среднюю школу, которые должны были создать необходимую базу для поступления в один из самых престижных университетов) [сделано.]

• Поступить в престижный университет [сделано.]

• Стать врачом (желательно определенной специализации), юристом (и добиться статуса консультанта или партнера), инвестбанкиром или миллионершей (в нормальной валюте, разумеется) [я почти этого достигла, так как работаю юристом и уже на пути к партнерству – еще немного, и я буду на вершине!].

• Владеть недвижимостью к тридцати пяти годам [сделано! Ну почти: осталось каких-то двадцать восемь лет выплат по ипотеке!].

• Выйти замуж до тридцати, чтобы родить детей и начать порочный круг заново.

Последний пункт родители считали самым легким для выполнения, но в реальности все оказалось наоборот.

Мама, пока она не решила, что должного в ее понимании прогресса в этом направлении не наблюдается, постоянно талдычила, как важно строить карьеру, зарабатывать кучу денег и быть лучшей. Потом, как только мне исполнилось двадцать восемь, она запела совсем по-другому. Теперь все разговоры были о мужчине, свадьбе и детях (разумеется, только в такой последовательности) и о том, что, если я не стремлюсь к размножению, я неблагодарная дочь и расстраиваю