Вера Колочкова - Ключи от ящика Пандоры

Ознакомительный фрагмент

– Ирк, а ты когда документы в приемную комиссию сдавать повезешь? – поставив ведра с водой на землю и тяжело разогнув спину, спросила мама.

– Не знаю.

– А чего не знаешь-то? Может, завтра? Заодно бы и Снежанку взяла, сводила ее в цирк, она давно просится.

Сказать? Не сказать? Наверное, надо сказать… Да, надо. Странно, вроде и страха на душе нет. Ну да, откуда ему быть-то – души нет, то и страха нет. Одно горестно-тошнотное равнодушие внутри.

– Никуда я не поеду, вообще в институт поступать не буду.

– Здрасте, приехали! Это еще что за новости?

– Я беременная.

Интересно, чем она сейчас ее огреет? Коромыслом, что в руке держит, или лопатой? Лучше бы, конечно, коромыслом.

Дочь напрягла спину, вжала голову в плечи – инстинкт самосохранения сработал. И услышала, как мама то ли всхлипнула, то ли икнула, потом задышала тяжело, с перерывами:

– Так. Так… Доигралась со своей неземной любовью, значит. Добыла прибыток. Я ж тебе говорила. Что теперь делать-то будем, Ирка?

– Не знаю.

– Не знаю… А я знаю? Фу, погоди, дай отдышаться… А Игорь-то хоть знает иль нет? Сказала ему?

– Да. Вчера.

– И что он?

– Ничего. В Москву уезжает. В хороший институт поступать, там у его отца знакомый в приемной комиссии работает.

– Поступит, значит.

– Ага.

– Ну, я и говорю – с концами поступит твой Игорь. Только ты его и видела… Господи, ну ведь говорила тебе! Говорила или нет?

– Говорила.

– Что делать-то будем?

– Не знаю. Мне все равно. Ничего я теперь не знаю…

Видимо, слишком безысходно прозвучало ее «не знаю» – мама вдруг встрепенулась, заговорила сердито-оптимистично:

– Ну, ничего, ничего! Погоди, еще не вечер. Ничего, придумаем что-нибудь. Иди в дом, водички попей, а то, гляди, в обморок упадешь. Надо же… А мне, дуре, и невдомек, чего ты в последнее время как в воду опущенная… Нет чтобы догадаться! Да разве о таком догадаешься.

Ни в этот день, ни в следующий больше к разговору не возвращались. Мама ходила по двору грустная, на дочь внимания не обращала, думала свою думку. А на третий день, придя с работы, села тяжело на кухонный табурет, кликнула ее из комнаты:

– Ирка, иди сюда, разговор есть.

У нее вдруг сердце заколотилось в странно-тревожном предчувствии. Села напротив, напряглась:

– Слушаю.

– Ну, в общем, так, Ирка. Ходила я сегодня к ним домой, только позору натерпелась. И что за люди, не понимаю…

– К кому ты ходила, мам?

– Да к родителям Игорька твоего, к кому еще! Правда, отца дома не было, он сынка самолично в Москву повез. Нет, мне говорили, что у нашего директора жена стерва, а я не верила! С виду эта Нина Вадимовна интеллигентная такая…

– Мам, зачем ты… Зачем ты к ним пошла?!

– Интересное дело… А ты как хотела? – удивленно подняла она глаза. – Значит, как ребенка делать, это ничего, нормально, а как отвечать – так в кусты? Если они при должностях, так им уже все можно, да?

– Кому – им? Родители Игоря тут при чем?

– Нет, а я при чем? Я тебе мать, Нина Вадимовна – Игорю мать… Вот я и подумала… А она… Она со мной, представляешь, даже и разговаривать не стала. Не смейте, говорит, моему сыну судьбу портить, ему учиться надо. Как будто тебе не надо! Ощерилась на меня, главное, как тигрица. Теперь и думай, чем все это кончится! Уволят с работы, куда я пойду?

– Мам, ну зачем…

– Да ладно, хватит причитать – зачем, зачем! Как лучше хотела… В общем, так, я на обратном пути это… В нашу поликлинику зашла, к Наталье Сергеевне. Договорилась на завтра.

– Не поняла. О чем?

– Да не бойся, она специалист хороший, все аккуратно сделает! К тому же не болтливая, по поселку не раззвонит. Завтра вечером вместе и пойдем. Днем-то она не может, это ж вроде как внепланово, по большому блату. А утром проснешься – как новенькая, будто и не было ничего! Отлежишься денька два, и дуй в институт, документы подавать.

– Мам… Может, не надо?

– Надо, Ирка. Мне ж не поднять, тебя еще выучить надо. Да и Снежанку… Нет, тут и разговоров не должно быть. Хорошо еще, что Наталья Сергеевна согласилась. Ты, главное, выспись в эту ночь хорошо, чтоб силы были. И не вздумай реветь, поняла? Если я тебя квелую приведу, она еще и отказать может!

– Хорошо.

Утром, дождавшись, когда мама уйдет на работу, Ирина сбежала к теткам, в город, оставив торопливую записку на столе – так, мол, и так, мам, прости…

Нет, вовсе не руководили ее поступком светлые да благородные помыслы. Если честно, вообще никаких помыслов не было, только страх – жуткий, неуправляемый, до конца не осознанный. Встала утром, собралась в дорогу. Автоматически. Хотелось узнать, что они скажут.

Тетки были в решении единодушны – надо рожать. Грех это – в таком возрасте аборт делать. Так и заявились на другой день к матери – втроем.

– Светочка, ну хочешь, мы Ирину к себе возьмем? И ребеночка воспитаем, мы еще в силах. Мы же понимаем, как тебе трудно, – заискивающе глядя на маму, тихо ворковала тетя Маша, возложив маленькие аккуратные ручки на грудь.

– Нельзя девочке судьбу портить. Ты же знаешь, как это плачевно может кончиться, – была более сурова тетя Саша. – А Маша права – мы вполне в состоянии прокормить и Ирочку, и ребенка.

– Да вы что, издеваетесь, что ли? – только и всплеснула руками мама, сердито глянув в их сторону. – Чего вы меня как мать позорите? Чтоб я от своего родного ребенка отказалась? Не бывать этому! Не пущу! Моя дочь, не ваша! Ишь ты, придумали… Думаете, я без вас не знаю, что опасно? Знаю! Да только… Если б я могла… Мне ж не поднять… У меня Снежанка еще.

– Да мы поможем! Ты на нас не сердись! Ну, может, ляпнули не то, прости!

– Мы поможем, – остановив взглядом сестру, деловито приступила к обсуждению материального вопроса тетя Саша. – Значит, так: все сбережения тебе отдадим. Это достаточная сумма, чтобы Ирина могла спокойно и выносить, и родить, с ребенком дома побыть, сколько положено, не чувствуя себя нахлебницей.

– Ой, да какой нахлебницей, не в этом же дело, – вздохнув и сразу как-то смягчившись, слабо махнула ладонью мама. – Вы сами-то поглядите, в каком она состоянии! Она ж любила его, этого подлеца! Все ж тут, на моих глазах, было. Как взрослая баба любила, по-настоящему. Я ж свою дочь знаю, так и будет до конца дней по нему сохнуть. А тут еще ребенок…

– Вот и хорошо! – улыбнувшись, просияла глазами тетя Саша. – Если ребенок есть, значит, и любовь в женщине не умирает! Без любви-то куда хуже, уж поверьте.

– Да, вам хорошо говорить! А ей каково потом, с пузом, по поселку шастать?

– Нормально она будет шастать, правда? С гордо поднятой головой! Она ж ничего не украла, честно решила родить, не испугалась, не струсила! Ребенок – это же счастье, тем более от любимого. Рожай, Ирочка, не бойся ничего! Жизнь потом сама все по местам расставит.