Капкан для невесты (СИ) - Айрин Лакс

глазищами, делая другой акцент.

— Невеста тащит огромную сумку. Огромную! — делает паузу. — Хотя я просил тебя собрать исключительно самое необходимое.

— Я и собрала! — поправляю еще небольшой рюкзачок за плечами.

— Самое необходимое? — уточняет мужчина, постукивая пальцами по перилам. — Уверена?

— Уверена, — отвечаю твердо. — Только самое необходимое.

Не станет же он проверять мою сумку!

Это недостойно мужчины…

— Что ж. Тогда позволь тебе помочь.

Глава 4

Мужчина показывает на меня легким жестом.

У Лорсанова красивые, длинные пальцы с аккуратными, круглыми ногтями. На запястьях виднеются вены. Красивые руки, и очень сильные, думаю некстати, потому что моя несчастная задница все еще ноет от его хватки.

Но хватит на него смотреть!

Лорсанов начинает медленно подниматься по лестнице.

Я начинаю лихорадочно вспоминать, что действительно важного положила в сумку. Самое нужное!

Но так ли нужна была ванильная свеча в большом подсвечнике и несколько книг романов, которые я уже прочитала и не собираюсь перечитывать!

А шкатулка со старыми резинками и заколками, которые я не выкидываю, потому что жалко?

Лорсанов тем временем все ближе и ближе.

Неотвратимый, как ураган!

Мне же хочется начать пятиться назад. На каждый его шаг — ровный, размеренный, плавный.

Он не смотрит себе под ноги, не обращает внимания на ступеньки. Лорсанов не отрывает взгляда от моего лица, поднимается с едва заметной улыбкой и блестящим взглядом.

Как хищник надвигается на добычу.

Внутри тренькает ощущение, что он что-то задумал.

Это же очевидно! Слишком довольное у него лицо. Но что на уме у этого мужчины?

Лорсанов замирает на две ступеньки ниже, теперь я могу смотреть ему прямо в глаза.

— В сумке только самое необходимое, Камила?

— Да.

— Уверена?

— Да.

Чего пристал? Что за расспросы такие?

Так и хочется ему уже сказать: просто бери сумку и неси ее быстрее.

— Хорошо, — улыбается широко.

Он наклоняется, так же смотря мне в глаза, берется за ручку сумки и поднимает ее без всяких усилий.

О, как хорошо! Все-таки чуть-чуть воспитания у него имеется!

Лорсанов выпрямляется и шагает.

Но шагает не вниз, а наверх!

Что он делает? Зачем?

В чем подвох?

Поднявшись на второй этаж, он внезапно расстегивает сумку и просто варварски вытряхивает на пол все, что я в нее собрала! Всеее!

— Что… Что вы делаете?! Что вы себе позволяете?

Лорсанов забрасывает в сумку мой костюм для танцев и несколько учебников.

Он копается в моих вещах.

— Ерунда…. Ерунда… — перечисляет. — Ерунда… Миленько! — хмыкает, забросив небольшие трусики в сумку. — Все! Теперь сумка легкая, и ты сама можешь донести ее до машины. Вперед. Пока я не передумал брать тебя в невесты, — добавляет.

У меня начинает обиженно трястись подбородок и губы некрасиво дрожат!

Вот-вот расплачусь! Не дождется, солдафонище.

Бросаюсь бежать вниз по лестнице, небольшой рюкзак хлопает по спине.

На пороге сталкиваюсь с отцом, который вышел проститься, но я не нахожу в себе сил обнять его напоследок.

Он хотел, чтобы я была несчастной? Так я и буду несчастной! И ко всему прочему я просто не желаю его видеть.

Даже не слушаю, что он говорит мне вслед, а ведь он говорит мне что-то растерянно.

— Ками! Ками… Доча!

Папа зовет так по-родному.

Мое сердце лопается в груди, разбивается, как хрустальный бокал, на миллиарды осколков.

Не могу слышать, как он меня зовет!

Зажав уши ладонями, я выбегаю за пределы дома и хопаю калиткой.

Просто жду у ворот, под накрапывающим дождем, как собака сиротливая, пока Лорсанов выгонит свою машину.

Он не торопится появляться.

О чем-то еще говорит с отцом.

Обсуждает нюансы? Как долго я буду у него в плену?

Скоро ли мне придется выйти за него замуж по-настоящему?

Еще и в постель с ним…

Бррр…

Нет, должен быть выход какой-нибудь!

На худой конец, болячку нехорошую себе придумаю. Подкуплю врачей, нарисуют мне в справке болезнь неприглядную. Такую, чтобы этому Лорсанову было противно ко мне прикасаться!

Герпес, например. Или нет, надо придумать что-то, похуже герпеса! Чтобы наверняка его от себя отвратить! Чтобы даже не думал на меня смотреть так похотливо и говорить на откровенные темы…

Наконец, ворота распахиваются, выпуская автомобиль Лорсанова.

Рядом со мной тормозит белый седан, стекло опускается.

За рулем — он. На лице — солнцезащитные очки.

Лорсанову очень идет, думаю неожиданно засмотревшись на скулы и волевой профиль.

— Садись на заднее.

Разумеется, он мне даже дверь не откроет. Сидит за рулем. Как король! Манеры отсутствуют. Это я уже поняла, но сейчас еще и закрепила.

Назло Лорсанову я дергаю ручку передней двери.

Закрыто.

— На заднее, — добавляет с прохладным приказом.

Я бы могла и заупрямиться! Просто так буду стоять и ждать, пока он позволит мне сидеть на переднем сиденье. На заднем меня всегда укачивает!

Но дождик усиливается, а Лорсанов — просто как камень. Сидит и ждет, пока я сяду, куда он сказал.

Я жду. Он — тоже.

Первой не выдерживаю я. Потому что дождь уже противными каплями скатывается за шиворот и щекочет шею, вызывая мурашки.

Приходится слушаться мужчину и сделать, как он велел.

Я залезаю на заднее сиденье, хлопая дверью как можно громче, так чтобы в ушах бахнуло и стекла зазвенели.

— Какая сердитая! — фыркает Лорсанов и так резко стартует, что меня швыряет ничком на сиденье.

Отомстил за хлопок дверью! Мгновенно…

Еще и мчит очень быстро, лавируя настолько опасно, что мне смотреть страшно!

Может быть, он просто так немного лихачит?

Однако через минут пятнадцать я поняла, что ошиблась.

Лорсанов не лихачит. Лорсанов так водит.

От его стиля вождения в дождливую погоду мне настолько страшно, что я пристегнулась на заднем сиденье и вцепилась в ручку.

Желудок ухает то вверх, то вниз, голова кружится от чрезмерно быстрой езды и множества опасных моментов.

— Ты расстроила отца, — внезапно говорит Лорсанов. — Зря ты с ним не простилась.

Визг.

Все кружит.

Мы влетаем в поворот, буквально в сантиметре от бетонного ограждения.

— Ничего страшного, у него осталась другая дочь, пусть она радует Зумрата Хадиевича, — специально называю отца по имени-отчеству, будто он — чужой для меня человек. — Он избавился от меня, как от ненужной вещи. Значит, я его тоже радовать не обязана.

— Не проститься с родными — это плохо. Никогда не знаешь, сколько им осталось, — говорит с неожиданной горечью.

— Как-нибудь переживу.

Зубы