Фэй Уэлдон - Сердца и судьбы

Итак, некрасивая, лишенная волос крошка Нелл бежала к шоссе навстречу жизни или смерти – откуда ей было знать, что ее там ждет? А когда она оказалась над ним, и споткнулась, и скатилась с откоса на дорожное полотно, Аннабел Ли ограничилась тем, что отозвала собак и некоторое время хохотала, сидя за рулем своего «лендровера», а потом развернулась и уехала.

Но ведь крошка Нелл была удачливой – качество это она унаследовала от отца. Вернее, если исключить чудовищную подоплеку всего происходящего – что она оказалась ребенком, брошенным на произвол судьбы – на ее долю порой выпадала редкая удача, примерно такая же, какая выпадает свалившемуся в ванну пауку, когда его там видит добросердечный человек и не только не открывает горячий кран, чтобы смыть его в водосток, но опускает перед ним веревочку, чтобы он мог выбраться наружу. Приглядывавшая за Нелл фея-крестная, уж какая она там ни была, вернулась к своим обязанностям (разумеется, поздно все-таки лучше, чем никогда, но право же – подобная халатность!) и опустила бедняжке веревочку в виде фургона, припаркованного на полицейской площадке как раз там, где она сорвалась с откоса и покатилась вниз, вниз, вниз на асфальт. Задние дверцы фургона были открыты, мостки опущены, фары погашены, а Клайв, водитель, и его напарник Бино как раз свинчивали номера, светя себе фонариком.

Они еще не закончили, как подъехала еще одна машина, и Клайв с Бино быстро и молча помогли ее водителю снять с багажника на крыше какой-то массивный предмет и по мосткам внести его в фургон. Затем вторая машина задним ходом вернулась на шоссе и уехала.

Нелл, скорчившись в комочек, пыталась отдышаться и следила за ними. Фургон твердо обещал безопасность и спасение. Едва Клайв с Бино отвернулись, как она взбежала по мосткам и укрылась в дальнем его уголке: уж сюда собаки за ней не ринутся. Клайв с Бино закончили свое дело, убрали мостки, не заметили Нелл, захлопнули дверцы, и минуту спустя Нелл и малая доля результатов чуть ли не крупнейшего похищения антикварных вещей во все времена (ограбление одного из прекраснейших загородных дворцов в нашей стране – Монтдрагон-Хауса) уже катили на запад. И Клайв с Бино – веселые ребята, хотя и негодяи, – надрывались от смеха, вспоминая, как они воспользовались полицейской стоянкой, выиграв у блюстителей закона на их же поле, а Нелл, услышав их смех, поняла, что снова оказалась среди друзей. В Истлейкском распределительном центре никто не смеялся.

Нелл уснула и не просыпалась, несмотря на дребезжание, тряску, голоса, шаги, пока в распахнутые дверцы фургона не хлынуло утреннее солнце и она не очутилась на Дальней ферме в самом глухом, самом прелестном, самом зеленом уголке Херфордшира, где ей предстояло провести следующие шесть лет.

ПЕРЕСАДКА!

– Я снова женюсь на Хелен, – сказал Клиффорд Анджи Уэлбрук за завтраком в «Кларидже», явившись туда сразу после ночи с Хелен и чувствуя себя снова чистым, сильным, готовым завоевать весь мир. – И что это еще за чушь с акциями? Если «Леонардо» прикроет Женеву или прекратит устраивать выставки, я просто уйду, и чем же ты будешь развлекаться? Не возникай, Анджи, греби свои прибыли и радуйся. Не вмешивайся!

И Анджи сказала, расплакавшись от такого удара, портя свой дорогостоящий макияж, капая слезами на крепдешин, который воды не терпел и был в результате непоправимо испорчен:

– Пойдем в постель, Клиффорд, вот сейчас, в самый последний раз. Побудь со мной всего час, и я обещаю уехать и оставить тебя и «Леонардо» в покое.

И, боюсь, Клиффорд уступил больше из жалости, пусть к ней и примешивалась корысть (как же без этого?) – на старомодной латунной, сильно пружинящей кровати, какие «Кларидж» предлагает своим постояльцам, причем утром, что мне представляется крайне декадентским и мерзким. Затем он отправился к своим адвокатам узнать, как быстро Хелен может развестись с недоростком, то есть талантливым и страдающим Саймоном.

– Мне очень грустно, Саймон, – сказала Хелен своему мужу Саймону Корнбруку. – Но из нашего брака ничего не вышло, ведь так? Ну и в конце-то концов у тебя есть Салли Сен-Сир.

Но, разумеется, Саймону Салли Сен-Сир была абсолютно не нужна. Своей попыткой вызвать у Хелен ревность он не добился ровнехонько ничего и только поставил себя в положение, уязвимое и с моральной и с юридической стороны. Что же, подобное происходит постоянно. Муж (жена) признаются в измене, уповая, что спутница (спутник) жизни всполошится и осознает, чего она (он) может лишиться, если будет и дальше вести себя по-прежнему. А результат? Спутница (спутник) жизни радостно упрыгивает к совсем-совсем другому (другой) с чистой совестью и большей частью семейного состояния. Никогда не признавайтесь, читатель, никогда не попадайтесь, то есть если дорожите своим браком. Не то останетесь совсем без ничего – ни брака, ни любовника (любовницы) (ведь на вас льстились, только пока вы недостижимо принадлежали кому-то еще), ни, возможно, алиментов, одна только нечистая совесть. Вы даже можете лишиться детей! И такое случается.

Хелен была добра и сказала, что, разумеется, Саймон может видеться с малюткой Эдвардом: ведь, в сущности, разницы практически ни малейшей не будет, правда? Саймон так часто уезжает, что теперь, пожалуй, будет видеть мальчика даже чаще. Особнячок на Орм-сквер совсем городской, она совершенно согласна, но там полно места для няни (няни! Она же клялась, что всегда сама будет растить малютку Эдварда. Как она может!), а Клиффорд полюбит Эдварда ради нее и, вероятно, будет куда более внимательным отцом, чем это получалось у Саймона, и ведь он же знал, женясь на ней, что по-настоящему она любила только Клиффорда… нет, пусть Саймон не думает, что она жалеет о том, что между ними было, она как раз надеется, что они останутся друзьями, и он может продать дом в Масуэлл-Хилле и переехать с Салли Сен-Сир куда-нибудь еще. Они же очень подходят друг другу, Саймон и Салли: как-никак у них общая профессия, своего рода духовный брак: совокупляются на газетных полосах, как другие – в супружеских постелях.

– У Эдварда был круп… – Вот все, что нашелся сказать Саймон. Словно бы за ним сохранялось право только на этот протест. – У Эдварда был круп, а ты бросила его одного на черного сыщика.

– Это расистское заявление? – Ее красивые брови поднялись.

– Не будь дурой! – Саймон чуть не плакал. – Я только хотел сказать, что черный сыщик не может знать, как помочь ребенку, когда у него приступ крупа.

– Почему не может? Потому что он черный? А я убеждена, что о том, как помочь больному ребенку, он знает куда больше, чем Салли. (Тут она была права. Но с другой стороны, знать меньше было невозможно.) Да и вообще это вовсе не круп, а просто гадкий грудной кашель. В этом доме всегда сыро. Деревья давно следовало бы обрезать, но разве ты соберешься!