Семь пятничных шалостей - Соня Субботина

Юля

ЛАДА!!!

Лада

Что Лада? Это все Витя. Сказал, что раз я зову своих лучших подруг, то он позовет своего друга.

Юля

М-да, треш.

Инга

Чую, весело будет)

Выходные на Первомай провели за составлением списка всего необходимого в деревню и выбором точной даты. На этом моменте начались трудности, потому что медики, судя по всему, не люди и у них нет выходных даже на Девятое мая. Поездка чуть не оказалась на грани срыва (Витя по-прежнему отказывался ехать куда-то без своего друга), но Лада наконец-то написала в чат, что Ева с Мирой уладили все вопросы с работой.

Тащиться на пары между майскими совершенно не хотелось, но Юля все же собрала остатки своей силы воли и пришла в институт.

Она больше не могла обманывать себя, что ссора и последовавшее за ней прекращение всякого общения с Октябриной ее ни капельки не задели.

Без подруги каждая минута на учебе стала в тягость. Теперь и на парах, и в столовке во время перерывов она сидела одна. Но Юля не считала, что именно она должна делать первый шаг к примирению, потому что совершенно не понимала, в чем же она не права.

Из плюсов – Юля теперь тратила гораздо меньше времени на разговоры и гораздо больше успевала и почти все отшила к предзащите.

Так что и сейчас она не стала никуда выходить во время перерыва и осталась в мастерской, чтобы пристрочить воротник к заготовке, что совсем скоро станет платьем.

Воротник изначально должен был быть кружевным и сплетенным вручную на коклюшках, но научрук посоветовала Юле не распыляться на обилие техник и сосредоточиться на чем-то одном.

В итоге сошлись на том, что ручное кружево они будут использовать, только если Юля сможет закончить свою коллекцию досрочно. Обе понимали, что, конечно же, Юля если и закончит раньше, то за пару минут до крайнего срока сдачи диплома.

– Мы с Герой расстались, – раздался рядом с Юлей голос Октябрины.

– Извини, но если он свободен, то больше меня не интересует, – Юля закончила строчку, сделала закрепку, убрала ногу с педали швейной машинки и наконец-то посмотрела на уже бывшую подругу. – Сама же сказала, что я разлучница. – Она всегда запоминала подобные неприятные вещи, брошенные в ее адрес.

– Ты была права. Во всем. Прости меня.

– И что же тебя заставило поверить мне.

– Начала замечать «красные флаги», – до четырех слов сократила все события последнего месяца Октябрина.

Когда стадия ярого отрицания прошла, Октябрина смогла взглянуть на ситуацию здраво. И решила найти какие-то подтверждение словам Юли. Особых надежд не питала. Найдет – хорошо, значит, подруга не наврала. Не найдет – еще лучше, значит, она сама права, Гера ее любит и никакой он не психопат-преследователь.

Она смогла ненадолго получить доступ к телефону Германа, но так ничего и не обнаружила. Пусто. На новом телефоне не было даже фоток, половины контактов и приложений.

Сначала обрадовалась и успокоилась: нет тела – нет дела. Нет переписок, фоток и других улик – нет поводов подозревать своего парня в чем-то. Но потом невольно начала прокручивать у себя в голове отрывки их разговоров. И чем больше дней проходило, тем больше странностей вспоминала или подмечала Октябрина.

Герман почти никогда не спрашивал Октябрину о семье. Его не интересовали ее предыдущие отношения. Он не был ревнив и даже спокойно бы отпустил ее на студенческий бал с другим парнем, Октябрина сама не хотела никуда идти, поэтому и придумала эту историю, что кто-то что-то ей не разрешает.

Единственная тема, которая всегда интересовала Германа, – друзья Октябрины. Вернее, одна вполне конкретная подруга. А когда он узнал, что Октябрина с Юлей прекратили общение (причины, почему так вышло, ему не раскрыли, но это для него было не так важно, как сам факт ссоры), – не стал скрывать своего разочарования и расстройства и начал уговаривать свою «девушку» помириться с подругой. И вскоре чуть ли не каждый их разговор начал сводиться к этому, а сам Герман охладел к Октябрине.

И тут она поняла две вещи. Стоило изначально прислушаться к Юле. И сейчас ничего не остается, кроме как прервать всяческое общение с Германом, чтобы больше не быть посредником между ним и его объектом нездорового интереса.

Просить прощения у бывшей подруги она не спешила. Даже несмотря на то, что Юля была права, их стычка сильно задела гордость Октябрины. Но у судьбы оказались свои планы, так что пришлось затолкать свои обиды куда подальше и сделать первый шаг.

– Давно пора было. – Голос Юли прервал поток мыслей Октябрины.

– Мир? – Октябрина протянула мизинец.

– Мир. – Юля схватилась своим мизинцем за мизинец подруги и улыбнулась так, будто и не было этого месяца, что они провели в обиде друг на друга.

– А еще мне нужна твоя помощь, – на одном дыхании выпалила Октябрина. Лучше уж так, чем ходить вокруг да около. – Ну не мне, а Августине, но…

– О-о-о-о… И куда это вас привело? Опять ко мне? – В голосе Юли не было ни намека на злость. – Что случилось? И почему именно моя?

– Потому что именно ты постоянно рассказываешь, сколько у тебя есть знакомых врачей.

Юля стала первым человеком за пределами «солнечной системы» семьи Октябрины, кто узнал, что происходит там внутри. Начиная с этого лета и заканчивая последними неделями, когда Августина проходила очередное обследование.

– Нашли опухоль мозга. Она давит на зрительные нервы, и из-за этого Августина почти ничего не видит. Случай серьезный, само точно уже не рассосется, надо оперировать. Никто не берется, да и операцию наша семья, боюсь, не потянет. И я не знаю уже, что делать. – В глазах Октябрины стояли слезы, а Юля была в шаге от того, чтобы разрыдаться вместе с ней.

– Я так с ходу, есть ли кто у нас из знакомых нейрохирургов, не вспомню, но я поговорю со своими. – Для Юли не было вещи страшнее, чем потерять зрение. Она решила, что сделает все, что от нее зависит, чтобы помочь Августине.

– Спасибо большое! Я, конечно, не думаю, что ты через пару рукопожатий знаешь самого Кравцова, но мало ли…

– Погоди, кого-кого? – Юля услышала очень знакомую фамилию.

– Кравцова. Один из лучших нейрохирургов, но к нему фиг пробьешься на прием. Мы пытались, не вышло.

– А-а-а-а… может, и знаю. Но точно сказать смогу тебе только после майских.

Чтобы не подавать ложных надежд, Юля не стала раньше времени признаваться, что этот самый Кравцов – отец ее лучшей подруги и бывшего парня. Да и знает