Порочный рыцарь - Милена Янг

— Я тебя слушаю, — пробормотала Агнес, сморгнув слезы. — Ты знал обо всем, поэтому начал со мной общаться? Чтобы переспать и показать, какой ты крутой? Ради денег? Репутации?

— Сначала да.

Горькие слова впились острыми осколками в ее изнывающее от боли сердце.

— Как ты мог так поступить со мной, Алекс? Марк хотя бы не скрывал свою сущность. Ты же прикидывался моим другом, я тебе доверяла… — Она улыбнулась сквозь слезы. — Это все было ложью?

— Клянусь, я понятия не имел о том, что Марк собирается сделать в Браале! — Алекс в отчаянии помотал головой. — Да, я проспорил на тебя, но после признал себя проигравшим. Когда я понял, что люблю Сару и ценю тебя как друга, я вышел из игры, Агнес!

— Это ничего не меняет, Алекс, как ты не понимаешь! — Девушка нервно сжала руки в кулаки. — Сокрытие правды — тоже ложь!

— Мне очень жаль, я боялся, что ты не простишь меня… Я боялся тебя потерять, Агнес. — Он протянул к ней руку, но девушка покачала головой.

— Держись от меня подальше, сделай одолжение.

Уже сидя в классе, она никак не могла сконцентрироваться на словах учителя. Голова гудела.

— Каково тебе было раздвигать ноги, зная, что каждый ваш стон слышат все остальные? Полагаю, ты чувствовала себя чертовски хорошо, как и подобает шлюхе.

Пальцы дрожали от ослепившей ее ярости.

— Марку все-таки надо было разделить тебя со своими друзьями, чтобы ты наверняка удовлетворилась.

Чудовище, которому она так отчаянно сопротивлялась, теперь вновь возрождалось в ее теле. Маниакальный и демонический голос ревел в голове: это были жажда крови, слез и уничтожения змеи по имени Ева Фрэй.

* * *

Марк мыл руки, с отвращением наблюдая за красной водой. Но он никак не мог смыть со своей кожи чужую кровь. Она словно въелась. Его руки были чистыми, но он не мог перестать видеть в них чужие сломленные жизни.

В который раз? Все повторяется. Пытки, отточенные удары, дикие крики — вся эта грязь.

— Я так сильно ненавижу себя, — признался он, глядя на собственное отражение в зеркале. Чувство дежавю не покидало. А ведь раньше он не испытывал к происходящему отвращения.

Ему было все равно. А теперь отчего-то гадко так на душе. Тяжесть сдавливала грудь. Он впервые ощущал сожаление за то, какой была его жизнь. Впервые задумался: неужели это все, кем он может быть? Родных нет, близким угрожают, он сломал столько жизней, руки по локти в чужой крови… Почему он не может быть таким же счастливым, как другие? Он выгрыз себе место под солнцем, но какой ценой?..

Сначала он хотел банально проучить девчонку. А потом все усложнилось, потому что она стала для него чем-то большим.

Но Марк не забыл, что случалось с людьми, которых он имел глупость подпустить к себе слишком близко.

— Лили умерла из-за тебя! — орал Алекс, встряхивая Марка за воротник. — Ты убил мою сестру! Ты это сделал с ней! Не они!

— Она не умерла! Мы не можем знать… — бормотал он как обезумевший, не уклоняясь от кулака бывшего друга, врезавшегося в челюсть. Только поморщился, сглатывая соленую кровь.

— Ее одежду нашли в лесу. Догадаешься, ублюдок, что с ней случилось дальше? — Алекс оттолкнул от себя парня и в ужасе осел на землю, вцепившись в волосы. — Что, если ее пытали? Насиловали? Они же угрожали тебе!

— Я найду ее, я найду Лили…

— Говорил ведь ей держаться подальше от тебя… Так много раз предупреждал… — Алекс шмыгнул носом. Глаза пекло от слез.

Марк был в прострации. Он не мог поверить, отрицал произошедшее. Повторял, что найдет ее, вернет, и все будет как прежде.

— Очнись, Стаймест! Лили умерла! Моей сестры больше нет…

— Неправда! — ожесточенно вскинулся Марк, смотря на Алекса сверху вниз. — Она жива, я это чувствую. Моя Лили не могла меня бросить, слышишь? Не могла она…

Рана была слишком свежей. Он выключил воду.

— Я превратился в него, — рассмеялся он как безумный. — Слышишь, ублюдок, я тебя превзошел!

Все эти проклятые пытки, все свое «правосудие» он вершил в том самом старинном особняке. В доме, который был кошмаром наяву для него и маленькой Сары. Тюрьма стала его любимой обителью. Вот в это самое потрескавшееся зеркало он смотрелся в детстве раз за разом. На нем всегда были кровавые разводы. Чаще от матери. Иногда оставшиеся от него. Отец бил его головой о стекло, словно проверяя, насколько оно было прочным. Воспоминание об этом не вызвало в Марке ничего, кроме пустоты. Потому что физические увечья были для него ничем. Настоящие раны таились гораздо глубже.

Парень потянул грязную футболку через голову, разделся полностью и зашел в душевую. Полилась теплая вода, приятно успокаивая кожу.

Он встал под струи и бездумно смотрел на то, как они скатываются по шее, груди и животу. Все его тело было покрыто татуировками. Но вопреки убеждению окружающих в том, что он набил их ради статуса или красоты, все было гораздо проще и менее прозаично. Шрамы, глубокие и уродливые, покрывали каждый дюйм его кожи. Некоторые из них были маленькими, и для этого он использовал изображения птиц или надписи. Другие были слишком массивными, и он перекрывал их драконами и мифическими существами. Он не любил, когда на него смотрели, поэтому трахался с цыпочками, поставив их на колени. Не видя лица. Но той ночью он отчаянно хотел, чтобы она его увидела. И приняла.

Ты все испортил, смирись. Разве не этого ты добивался?

Марк зажмурился, закрывая лицо руками.

Зачем подпускать кого-то к себе близко, если все равно в конце потеряешь? Он обезопасил себя от боли. Он поступил правильно.

Проклятье.

Сколько можно лгать самому себе?

Стаймест вышел из душа, обернув полотенце вокруг бедер, и направился в гостиную.

Ты не забыл меня, Марк?

Насмешливый голос был как наяву. Марк стиснул челюсти.

Лили. Всегда Лили.

Ее облик тревожит память, всплывая каждый раз, когда ему плохо или хорошо. Словно даже после исчезновения она не может, не хочет оставить его в покое.

Глаза цвета топленого шоколада. Звонкий голос. Смех. Тепло нежных рук на его теле.

Он потерял ее навсегда. Она умерла по его вине. Не уберег. Не смог защитить.

Никчемный.

Уже поздно меняться. Быть моральным ублюдком намного проще. То, что было вышито на его черном сердце, не могло измениться.

Рано или поздно он потерял бы Агнес. Так отчего больно так, словно отец снова беспощадно припечатывает его головой о проклятое зеркало в ванной?..

— Мы должны делать больно тем, кого любим.