Мой любимый писатель - Кира Лафф

щекам. Я глотала её солёную влагу, не веря в произошедшее. Он, ведь... Он... он жив? Он просто не может. Не может... Только не так! Только не сейчас!

- Я частично слышала, что произошло, - с волнением в голосе сказала Людмила. - Я вызвала полицию и скорую помощь ещё двадцать минут назад, но не уверена, что они успеют...

- Что? - я пыталась унять дикую дрожь в теле, вызванную её словами. - Что вы имеете ввиду?

- С вами Вера? - уточнила женщина.

- Да... - сказала я.

- Это она сделала?

- Да.

- Послушайте, Кира, - слегка задыхаясь от волнения продолжила она. - Вам нужно попросить её о помощи. Она, ведь, медик? Хирург?

- Да, но... - в моей голове не укладывалось то, что от меня хотела Людмила.

- Скажите ей, что он легко отделался.

- Что? - о чём она вообще говорит?

- Повторяйте за мной: «Кирилл, спи спокойно, теперь ты обретёшь покой, который не знал при жизни».

Я не совсем понимала, к чему она клонит, но, повинуясь её умиротворяющему голосу повторила за ней.

Внезапно Вера, ходящая взад-вперед по комнате перевела на меня свой сумасшедший взгляд. Я тоже посмотрела на неё.

- Чёрт! - гневно сказала она. - Чёрт тебя дери!

Она подошла ближе и положила пистолет на стол. Потом наклонилась и пощупала его пульс.

- Переверни его на живот. Ему так будет легче дышать, - дала мне внезапную команду.

Я повиновалась ей. Всё происходящее казалось мне чем-то сюрреалистичным. Будто происходящим не со мной. Будто я видела картинку со стороны. Вот две девушки переворачивают мужчину, находящегося без сознания на живот. Снимают с него верхнюю одежду. Потом одна из них командует другой принести с кухни ножницы, острый нож и полотенца. Та, что помоложе спешит исполнить просьбу.

Через некоторое время женщина с грязными светлыми волосами начинает какие-то медицинские манипуляции, от которых другой девушке становится дурно, но она старается держаться, чтобы быть полезной. В этот момент обе они, движимые совершенно разными, можно сказать даже противоположными целями, чувствуют некое подобие объединённости. Или сродства? Но это новое странное и противоречивое чувство рушится, когда через пятнадцать минут в комнату врываются люди в форме и доктора. Они хватают женщину и оттаскивают её от мужчины.

Она же, видимо, уже примирившаяся со своей участью покорно складывает руки сзади, для того, чтобы ей надели наручники. И попутно даёт рекомендации докторам, отчитываясь о проделанной работе и состоянии пациента.

- Пульс стабилизировался, можете его забирать, - бесстрастно добавляет она, когда двое полицейских выводят её из комнаты.

- Девушка, эй, - я замечаю, что уже какое-то время меня теребит за руку человек в форме. - Она не реагирует, - поворачивается он к своему коллеге.

Я перевожу на него взгляд, пока доктора поднимают Кирилла и кладут его на носилки.

Слышу, как один из них сообщает что-то по рации.

- Мы везём пациента. Состояние критическое. Пулевое ранение, задето лёгкое. Ему была оказана первая помощь.

А потом я еду в больницу. Пугающая сирена скорой помощи отдаётся эхом в моих ушах. Руки Кирилла, которые я сжимаю в своих кажутся холодными, до ужаса холодными. Но я гоню от себя страшные мысли. Отказываясь поверить в происходящее, я повторяю про себя всё те же слова: «Живи. Пожалуйста. Живи. Пожалуйста. Живи. Пожалуйста. Живи....»

Эта мантра вводит меня в странное отстранённое состояние, наподобие транса. Перед глазами только лицо Кирилла. Бледное. Странное. Никогда не видела на его лице такого покоя и умиротворения. Ведь я знала его другим. Хмурым. Весёлым. Лукавым. Жёстким и страстным. Но только не таким.

Кирилл всегда олицетворял для меня саму жизнь. Со всей её болью и тяжестью. Рядом с его кипучей энергией и моё существование будто обретало какой-то новый смысл. Поэтому его новое пугающе безжизненное состояние разрывало в клочья мой шаблон его восприятия. «Пожалуйста. Живи.»

Все воспоминания того вечера рассыпались в моей памяти на острые осколки отдельных мгновений. Вот я сижу под дверьми операционной. Не помня времени, дня и месяца всего этого безумия я готовлюсь к худшему, глупо продолжая надеяться на лучшее. Надежда... последнее, что остаётся, когда у тебя больше нет власти над собственной жизнью. Когда судьба забирает у тебя самое дорогое, оставляя лишь холодную пустоту на том месте, где раньше билось что-то тёплое и родное. Что остаётся тогда? Надежда... Такая сильная и всепоглощающая, что ты хватаешься за неё, как за кусок мокрого дерева после кораблекрушения. Как за последнее, что осталось в жизни.

ГЛАВА 97. Кира

Чья-то рука трогает моё плечо. Я вздрагиваю, выходя из транса.

- Девушка, - я поднимаю взгляд вверх и смотрю на пожилого человека в белом халате. - Вы что тут сидите?

Мои губы засохли и потрескались. Я с трудом разлепляю их, чтобы ответить. Соль от высохших слёз попадает в ранки, и становится больно.

- Я жду, - не узнаю свой тихий и охрипший голос.

- Чего ждёте? - человек в халате с сочувствием смотрит не меня.

Я боюсь задать свой вопрос. Мне кажется, что пока я не знаю правды, то ещё могу жить. Смогу ли вынести, если мне скажут...

- Вы чей родственник? - уточняет доктор.

- Кирилла, - тихо шепчу я. - Кирилла Миронова.

- Огнестрельное ранение?

Я киваю, стараясь унять противную дрожь во всём теле.

- Он в реанимации уже, - поясняет доктор. - Операция закончилась.

Что? Я тупо смотрю на него, не понимая значение слов, которые он только что произнёс. Что это значит?

- Так он... - я не могу сказать «жив», потому что боюсь надеяться на лучшее раньше времени.

- Операция была долгой и тяжёлой, - хмурится врач, а моё сердце замирает, отказываясь биться. - Но теперь самое страшное позади. Он жив.

«Он жив». Моргаю, не понимая значение слов. Голова кружится, и я чувствую, как мне становится дурно от внезапного сердцебиения.

- Вам плохо? - мужчина с беспокойством заглядывает в мои полуприкрытые глаза.

Я мотаю головой. Чтобы со мной теперь не происходило, мне хорошо. Мне очень хорошо.

- Облегчение иногда бывает опаснее шока, - бормочет доктор, поднимая меня с пола за локоть. - Идёмте, я вам помогу.

Он сажает меня на кушетку, а медсестра подносит ватку с ношатырём. Я прихожу в себя, и коридор больницы перестаёт так бешено вращаться.

- Можно мне его увидеть? - одними губами