Мой личный доктор - Надежда Мельникова

— Не знала. Но прокапать её каким-нибудь успокоительным точно не промешает. Бешеная баба.

Вспоминаю, и снова настроение падает. Не могу я никуда упечь Майку, и Костя ничего не может, потому что иначе он лишится должности, о которой мечтал. Так хочется, чтобы у нас всё было хорошо, чтобы мы были вместе и просто любили друг друга, проводили время, а не вот этот сумасшедший дом, где все пытаются нас разлучить.

Хочу позвонить ему и назначить встречу. Нужно покончить с этим. Так будет лучше для всех. Но мне надо к директору. И, будто услышав мои мысли, в учительской появляется Султанов.

— Ах вот вы где, Ульяна Сергеевна, а я уж было решил, что с вами снова приключилась какая-нибудь беда. Перелом или ушиб.

Как-то зло он об этом говорит, неужели и он в курсе сплетен?

— И вам здравствуйте. — Гордо проходит мимо него Виолетта, даже не взглянув на шефа.

— Добрый день, — сдержанно отвечает он.

Странно. Обычно перед новым директором все заискивают, стараются, улыбаются, спрашивают о чём-то, пытаясь урвать чуточку внимания и получить бонусы. А Виолетта как будто не желает находиться с ним в одном помещении. И выражение лица из доброго и милого превращается в безразличное и даже капельку надменное.

Что это значит?

В воздухе повисает напряжение. Виолетта уплывает, стуча каблучками, а Марат Русланович, опираясь на стол правой рукой, посылает ей в красивую, идеально ровную спину следующую реплику:

— Жду от вас, Виолетта Валерьевна, Гран-при на предстоящем конкурсе «Золотые голоса».

Она останавливается.

— Не желаете лично поучаствовать? Ваш сиплый баритон нам очень пригодится. Будет забавно.

— Только Гран-при, на меньшее я не согласен, — как будто нервничает.

— Ваши ожидания — ваши проблемы.

— Старайтесь, — шипит шеф.

Он смотрит на неё в упор, она оборачивается и, усмехнувшись, покидает помещение. А я почему-то ощущаю неловкость. Как будто застукала их за чем-то неприличным. Даже не знаю, куда деть руки. То беру стаканчик, то снова ставлю, в итоге быстро выливаю воду в цветок. Как же плохо, что он пришёл сюда за мной.

У меня своих проблем полно. Но эта сцена между Травкиной и Султановым как будто таит в себе множество секретов. Даже хочется спрятаться за кулер, чтобы не мешать им. Впрочем, Виолетты уже нет, остались только злой директор и я.

— Итак, — вздыхает Султанов, словно пытается прийти в себя, при этом продолжает смотреть на уже закрывшуюся дверь учительской. — Раз уж вы не пожелали ко мне явиться, Ульяна Сергеевна, я пошёл вас искать.

Ещё один кошмар на мою седую голову.

— Я просто немного отвлеклась. — Становлюсь ровно, приглаживаю одежду, как будто не завуч, а школьница. — Извините, пожалуйста. Это не повторится.

— Сегодня утро открытий. Мне нужно было тезисно обсудить с вами несколько вопросов. Затем мы должны были поехать вместе в управление образования, а тут не пойми что происходит. — Потирает переносицу и теперь опирается на стол двумя руками. — Вас так хвалил мой предшественник. Я возлагал на вас огромные надежды, а сегодня с утра ко мне стройными рядами потянулись жалобщики. Я наслушался таких сплетен, что уши завяли. Один за одним, прям косяком. А ещё это. — Вот же гад Шурик, таки отдал бумагу ему, а не секретарю. Выходит, обманул.

Директор же достает сложенный вчетверо лист, явно побывавший в конверте.

— Бумага пришла из полиции. Вы писали заявление на члена нашего коллектива? Зачем? Что происходит? Какая ещё зелёнка, Ульяна Сергеевна? Нельзя было это как-то замять, решить без участия органов правопорядка?

Забрать заявление на Майку, кажется, я уже не успела, а ведь должна была — это часть сделки с её отцом. Щёки покрываются пунцовыми пятнами. Волнуюсь за Костю, за себя. Марат Русланович выдвигает стул. Садится. Складывает руки в замок. А мне так стыдно, что приходится с ним разговаривать на все эти темы.

— Мне подобные фортели совершенно не нужны. Я вам распинался о том, что боюсь, как бы нас не постигла участь другой школы, принудительно закрытой. И тут получаю какой-то, не побоюсь этого слова, секс-скандал с участием своей главной помощницы!

Хочется сквозь землю провалиться.

— Понимаете, Марат Русланович…

Он точно меня уволит. А если ещё и по какой-нибудь статье, то меня не возьмут ни в какое другое учебное заведение. Но я и не хочу менять школу, я люблю свою. Я хочу работать именно здесь.

— Не понимаю. Все личные проблемы должны оставаться за пределами школы.

А всё ведь из-за того, что в моей жизни появился Костя. И мне по-прежнему неизвестно, на какой срок хватит его любви. И у него из-за меня неприятности. Сердце прихватывает. Снова душно и как будто что-то жжётся внутри.

Может, и не стоит…

Но сейчас надо решать свои проблемы. Не зря же меня на Доску почета вешали. Я справлюсь. Я сумею. Найду выход.

— То, что произошло ранее и сегодня утром, — голос дрожит, но я стараюсь не сбиться, — совершено недопустимо. Не думаю, что вам, как профессионалу, Марат Русланович, интересно копаться в бабских сплетнях. Список Николая Ивановича, в котором описаны мои условные недочеты, я обязательно рассмотрю и сделаю выводы. Что касается обливания зелёнкой, то это форма давления, устрашения и хулиганства, и за это человек должен понести наказание. А кто, кого и у кого