Барбара Брэдфорд - Власть женщины

– Да, мы все любили ее и восхищались ею.

– Я слышал, что ты говорила детям о ней. Спасибо тебе за это.

– Я не знала, что им сказать. Они не должны жить с болью в душе. Нужно как-то смягчить их потерю.

Стиви тяжело вздохнула.

– Дети не понимают, что такое смерть. Они иногда задают такие жестокие вопросы.

Как она могла помочь сыну? Такое горе – это тяжелая ноша, которую нельзя разделить ни с кем. Все они жалели о смерти Тамары, но рана Найгела намного глубже: он потерял свою половину, и его разорванная пополам душа будет долго кровоточить. Она должна найти способ облегчить его страдания, успокоить его.

Стиви осторожно сказала:

– Знаешь, Найгел, время – лучший врач. Тебе постепенно будет становиться легче. Я понимаю, что сейчас это для тебя пустые слова.

Он молча смотрел на Стиви.

– Я тоже не верю в слова. Но это правда. Но лучше всего мне помогла работа. Когда твой дедушка Брюс разрешил мне работать в «Джардин», вся моя жизнь изменилась. Изменилась к лучшему. Работа освободила мое сознание от всепоглощающей боли и тоски.

Не раздумывая и не взвешивая последствий, Стиви сказала от всего сердца:

– Это именно то, в чем ты нуждаешься, Найгел. Тебе нужна работа. Ты не можешь целыми днями в тоске ходить по этой квартире или вести пустые разговоры с друзьями в кафе. Я думаю, тебе нужно вернуться на работу в «Джардин». И сделать это не откладывая, завтра же.

Найгел так удивился, что некоторое время не мог поверить, что правильно расслышал слова матери. Он нахмурился, и Стиви отметила, как он похож на Арно.

Поскольку пораженный Найгел продолжал молчать, она добавила:

– Тебе нужно что-нибудь, чтобы отвлечься, Найгел. В свое время именно работа не дала мне замкнуться в своем горе. Позволила отвлечься от потери. Работа поможет тебе. Послушай меня. Возвращайся завтра в «Джардин», Найгел.

– Ты предлагаешь мне мою прежнюю работу, мама? – удивленно и одновременно недоверчиво спросил Найгел.

– Конечно, именно об этом я и говорю.

– И ты делаешь это после всего, что произошло между нами?

– Конечно, Найгел. Я уволила тебя за нарушение субординации, а не за то, что ты не справлялся со своей работой. Ты работал прекрасно, здесь двух мнений быть не может. И я всегда это говорила. Не забывай, что «Джардин» принадлежит тебе. Когда через несколько лет я оставлю работу, ты будешь руководить «Джардин» по обе стороны Атлантики. Я просто хотела бы, чтобы до того, как я уйду, ты накопил побольше опыта.

– Я совершенно растерян, честное слово, – пробормотал Найгел, глядя на Стиви. – Мало кто из людей мог бы поступить так: взять меня обратно в фирму после нашего конфликта.

– Но я не «люди», Найгел, я твоя мать. Ты мой старший сын, мой первенец, и я люблю тебя. И буду любить, что бы ни произошло между нами. Даже во время нашего конфликта я не переставала любить тебя и переживать за тебя.

– Но многие затаили бы обиду на твоем месте.

– Наверное, ты прав. Но это не в моем характере. Обида, месть – оружие слабых и недалеких. Когда-то твоя бабушка Алфреда постоянно обижалась на меня. Иногда мне кажется, что она посеяла семена недовольства и ненависти ко мне в твоей душе, когда ты был еще подростком.

Найгел задумался и закрыл глаза. Наконец он сказал:

– Знаешь, ты права, она была ужасной женщиной. Но я не понимал этого тогда. Она много говорила о тебе. И ее рассказы и обвинения действовали на меня.

– Обвинения? В чем же, интересно, она могла меня обвинять?

– Она говорила, что папа умер по твоей вине.

Стиви была поражена. Уж этого она никак не ожидала.

– Не может быть! Это очевидная ложь. Твой отец умер от перитонита. Его оперировал некомпетентный врач, которого, кстати, выбрала сама Алфреда. Он был сыном ее подруги.

– Этого я не знал.

– А в чем еще она обвиняла меня?

– Она говорила, что ты безнравственная женщина. Осуждала тебя за то, что ты забеременела.

– Ну этому я не удивляюсь. – Стиви посмотрела сыну в глаза и прямо спросила: – И она убила твою любовь ко мне?

– Нет, но она разрушила мою веру в тебя. Она заставила меня поверить, что ты хочешь отнять у меня фирму. Она всегда говорила, что ты выставишь меня из «Джардин», чтобы быть единственной хозяйкой фирмы.

– И ты поверил?

– Я был тогда еще ребенком.

– Я знаю. И очень впечатлительным ребенком. Знаешь, Найгел, я редко говорю о людях плохо, но Алфреда была очень злой женщиной.

– Господи, мама, как жаль, что мы заговорили обо всем этом только сейчас.

– Я знаю. И я хочу, чтобы ты помнил, что моя любовь к тебе никогда не исчезнет и не ослабнет. Ты же сам отец, ты любишь своих детей, ты растишь их, ты веришь в них. Разве кто-нибудь может лишить тебя этого.

– Я понимаю, мамочка…

Стиви улыбнулась. Это была ее первая счастливая улыбка за много недель.

– Что? – спросил Найгел, снова озабоченно хмурясь.

– Ты, наверное, сам не заметил, но сейчас ты назвал меня так же ласково, как в детстве.

Найгел молчал. Неожиданно он потянулся к Стиви, обнял ее и прижался к ней, как ребенок.

– Ты сможешь простить меня? – тихо спросил он.

– Я давно все простила, Найгел.

– Как я могу отблагодарить тебя, мамочка?

– Возвращайся завтра в «Джардин».

– Мне стыдно смотреть тебе в глаза. Я хочу сделать что-нибудь для тебя.

– Хорошо работай. Люби своих детей и заботься о них. Люби братьев и сестру, Дерека, Блер и Брюса. Оставайся сильным, Найгел. Будь таким, каким ты можешь быть.

– Я постараюсь. Нет, я буду. Я буду.

Стиви улыбнулась сыну и погладила его по щеке.

– Любовь – это самое важное в нашей жизни. Я имею в виду не только любовь между мужчиной и женщиной. Все отношения в мире пронизаны любовью. Это самое сильное лекарство.

– Да, я знаю, что ты права. Я видел, как ты своей любовью вернула к жизни Хлою. И все ее улучшения произошли благодаря тебе.

– И больнице. И Брюсу, и Дереку, и Блер. И не забывай о Майлсе, Гидеоне, Ленор. И о себе, Найгел. Мы все как могли помогали Хлое. И все вместе поможем тебе, сын. У тебя впереди еще такая долгая жизнь. Надеюсь, и у меня тоже.

29

На следующей неделе в среду утром Стиви улетала из Хитроу в Италию. Перелет был недолгий – всего час сорок от Лондона до Милана.

После приземления в миланском аэропорту Линате Стиви перевела часы на час вперед. Через двадцать минут она уже сидела в комфортабельном лимузине, который вез ее в Милан.

Стиви откинулась на мягкие подушки сиденья, чувствуя удовлетворение и покой. Давно ей не удавалось так расслабиться, наверное, с того трагического дня, когда этот безумный Манцони ранил ее дочь и лишил жизни невестку.

Найгел вернулся в «Джардин» на следующий день после их откровенного разговора. Это событие явно пошло ему на пользу – сейчас он выглядел намного лучше. Работа всегда имела для него большое значение, и, как предсказывала Стиви, повседневные дела позволили ему не зацикливаться на мыслях о своей трагической потере. Пройдет еще много времени, прежде чем он по-настоящему придет в себя после смерти Тамары, но теперь Стиви знала, что он находится на пути к выздоровлению. Работа – прекрасное лекарство от горя, она проверила это на себе. Кроме того, у него есть дети. Они помогут Найгелу чувствовать себя необходимым, придадут смысл его жизни.