Кэтрин Стоун - Красотки из Бель-Эйр

– Тебе понравилась эта сцена? – спрашивал Питер, подходя к Уинтер во время перерыва и терпеливо дожидаясь честного ответа.

– Не совсем, – правдиво признавалась Уинтер.

– А что тебе не понравилось?

– Не знаю, Питер. Просто чувствую, что-то не так. А что ты скажешь?

Питер и Уинтер спокойно обсуждали сцену – талантливая актриса и талантливый режиссер, – и когда снимали ее в следующий раз, она уже была лучше, а когда в конце концов и Питер, и Уинтер оба были удовлетворены, сцена получалась совершенной.

– Стоп, – произнес Питер как раз перед полуднем в День святого Валентина. – Давайте прервемся на ленч.

Съемочная группа разошлась. Брюс Хантер, как обычно, выглядел немного потерянным. Во время большинства съемок перерывы были временем флирта, даже секса в трейлере актрисы-партнерши, но только не в этот раз. Брюс представлял себе, предполагал, что у него будет роман с красавицей Уинтер Карлайл. Но Уинтер вела себя сдержанно, интересовалась только работой. Постояв в смущении несколько мгновений, Брюс пожал плечами и отправился на ленч вместе со съемочной группой.

Не прошло и двух минут, как Питер объявил перерыв, а на съемочной площадке уже не осталось никого, кроме Уинтер, которая не двинулась с дивана, где сидела во время сцены, и Питера, который сел рядом с ней.

– Ты зеленого цвета.

– Что? – Уинтер медленно повернула голову к Питеру. Быстрые движения вызывали головокружение и тошноту.

– Зеленого цвета, – повторил Питер с ласковой улыбкой. – Даже сквозь фильтры в камере ты смотришься зеленой.

– Простудилась.

Питер кивнул:

– Я отвезу тебя домой.

– Питер, мы же еще не закончили.

– Закончили.

Питер и Уинтер могли бы каждый день приезжать на съемки вместе – Белмид и Холман-авеню были совсем рядом, но это изменило бы их отношения. В эти рассветные и закатные часы Питер и Уинтер могли с легкостью перейти от обсуждения фильма к более личным темам.

Во время таких ранних или поздних разговоров Питер мог расспросить Уинтер о ее лучшей подруге Эллисон.

«Расскажи мне об Эллисон, Уинтер, – мог сказать Питер. Потом он мог спросить: – У Эллисон есть кто-нибудь? Она любит кого-нибудь?»

Уинтер могла бы совершенно спокойно ответить на эти вопросы, но не нашла бы ответа на самый сложный вопрос, касающийся Эллисон Фитцджеральд, который крутился в голове у Питера: «Почему я все время о ней думаю?»

В День святого Валентина Питер и Уинтер не разговаривали по пути из Бербанка в Вествуд. Питер видел, что все силы Уинтер сосредоточены на ее борьбе с тошнотой. Он сочувственно ей улыбался, но разговорами не отвлекал.

Когда они приехали на Холман-авеню, Питер проводил Уинтер до двери ее квартиры на третьем этаже.

– В нескольких кварталах отсюда я заметил симпатичное кафе. Я куплю куриный суп с лапшой, имбирный эль и быстро вернусь.

Уинтер улыбнулась слабой признательной улыбкой.

– Я поем здесь, Питер. Я чувствую себя нормально. Спасибо.

– Точно?

– Да.

– Ну ладно. Мы со Стивом решили, что этот уик-энд продлится три дня. Позвони мне в воскресенье, скажешь, сможешь ли работать в понедельник.

– Я собираюсь работать в понедельник.

– И все же позвони.

– Хорошо.

Питер приехал в Белмид и, рассеянно бросая теннисный мячик игривой Оладье, думал об Эллисон Фитцджеральд.

«Найди ответ на свой вопрос. Навести ее».

– Эллисон?

Эллисон оторвалась от фотографий, которые только что аккуратно разложила на своем столе. Два часа назад она сняла и положила на пол последние каталоги Хенредона, Кларенс-Хауса, Бейкера и Браншвига и Филза, чтобы освободить место для двенадцати длинных красных роз, доставленных от Роджера. Час спустя, когда появилась Эмили с фотографиями, которые она сделала во Франции, Эллисон поспешно убрала все остальное со своего обычно заваленного стола.

– Питер, – едва проговорила Эллисон. Что он тут делает? – Привет. Сегодня не снимаете?

«Постарайся говорить полными предложениями, – сказала себе Эллисон. – Питер талантливый писатель, ты не забыла?» Но глядя в эти темно-карие глаза, вообще было трудно что-либо сказать.

– Уинтер больна. Операторы перепробовали все фильтры, но она все равно выглядела бледно-зеленой.

– Ох! – Эллисон встала. Вот почему Питер здесь. Его прислала Уинтер. – Уинтер хочет, чтобы я…

– Нет, она чувствует себя нормально. Это простуда или съела что-то не то, а может, она просто переутомилась. Я только что отвез ее домой и добился обещания, что она поест супу и поспит. – Голосом, звучавшим совсем не так уверенно, как можно было ожидать от такого выдающегося человека, Питер продолжал: – Я решил заехать посмотреть, чем вы занимаетесь.

– Да? – «Хорошо. Но почему?»

– И чем же вы занимаетесь?

– Я разглядывала эти фотографии, пытаясь решить, какие самые лучшие.

Питер встал рядом с Эллисон и посмотрел на фотографии.

– Они все лучшие, – сказал он через минуту. – Все – шедевры.

– Я тоже так думаю.

– Это, должно быть, Э. Руссо, фотограф, чьи работы висят в Белмиде.

– Эмили Руссо. Да. Возможно, вы видели и ее снимки в «Портрете». Начиная с декабрьского номера Эмили делает большинство портретных фотографий. – Эллисон взглянула на Питера, ожидая сопровождаемого улыбкой подтверждения: «Ах да, конечно», но его приятное лицо было мрачно. – Вы не читаете «Портрет»?

– Нет, – тихо ответил Питер. Он перевел взгляд с фотографии версальского Малого Трианона на Эллисон, она смотрела немного озадаченно, но зеленые глаза улыбались. Ее улыбка подбодрила его. Сегодня Питер приехал сюда, чтобы проверить свои смутные ощущения, что это возможно, и Эллисон спокойно выдержала экзамен. – Я подумал, не хотите ли поужинать со мной сегодня вечером?

– О! – «Да». – Я… у меня другие планы.

– Красные розы?

– Да, он… – Просто клиент? Эллисон уже не могла так говорить о Роджере. Это было неправдой. – Да.

Питер получил ответы на свои вопросы.

«Но почему же я все время о ней думаю? Потому что она такая милая, особенная. У нее есть кто-то? Да».

– Я, пожалуй, пойду. Был очень рад повидаться с вами, Эллисон. Удачи в выборе фотографий. – «Прощай».

– Спасибо, – прошептала Эллисон. – До свидания.

Эллисон смотрела, как Питер идет по комнате и выходит на улицу, в полуденное солнце и шум бульвара Уилшир… ушел. Но не забыт. Теперь у Эллисон есть воспоминание, которое она будет снова и снова проигрывать в голове, как делает это с тремя другими воспоминаниями о встречах с Питером Дэлтоном. Эллисон проигрывала эти сцены, изменяя конец. До Питера она хотела изменить конец только в одной сцене из своей жизни – в той сцене прыжка через бело-зеленую изгородь, когда все ее мечты разлетелись вдребезги.