Ты (не) выйдешь за меня (СИ) - Лефлер Арина

Люсечка! Моя Люся!

Предательское тело. Слышал. Сам такой. Как только касаюсь своей Люси, мой солдат уже готов к бою. Бесстыдно трусь о Люсин живот своей твердостью, замечаю, как у нее расширяются зрачки.

Да, милая, я все также тебя хочу! Как раньше, даже еще сильнее, чем раньше! И хочу только тебя, дуреху мою мелкую. Только ты, кажется, по-прежнему мне не веришь.

Я чувствую с ее стороны легкое движение, она пытается вырваться из моих объятий, и это после всего?

Ну нет, лапа моя, уже не отпущу, будем мириться!

Одежду снять дело одной минуты, справляемся быстро. Подхватываю Люсю под попу и усаживаю на стол.

Знакомая позиция. Уверен, любимая помнит наш жаркий секс на этом столе. Не стал менять мебель. Да и зачем, если раньше выдержал наши шалости, выдержит и сейчас.

Смотрю в лицо Люсе и понимаю, что мы сейчас подумали об одном и том же.

Я притискиваю Люсю к себе, прижимаю к разгоряченному телу, стараясь слиться воедино. Поглаживаю острые лопатки, поднимаю подбородок любимой и заглядываю в глаза. Ресницы трепещут, в глазах искры и желания и противостояния, но полураскрытые влажные губы не оставляют мне шансов на отступление. Я мучился целых два месяца, желая оказаться с Люсей наедине.

Люся всхлипывает и закрывает глаза. Но по-прежнему чувствую напряжение в ее руках. Понимаю, что если отпущу сейчас, убежит. Догоняй потом. Поэтому снова прижимаю свои губы к ее и целую с языком, нащупываю зубы, ласкаю язык, наслаждаюсь Люсиным вкусом.

Кажется, прелюдий уже хватит, пора переходить к действиям. И я перехожу. Презерватив быстро раскатывается по стволу, вхожу в родное лоно и уже не могу остановиться. Не может остановиться и Люся. Тоже соскучилась, только артачится. Зря.

Финалим вместе, феерично. Я тихо смеюсь во время оргазма, так мне хорошо, притискиваю Люсины бедра еще ближе к своим, стараюсь с ней стать одним целым. Долго жду, когда успокоится сердце, придерживая любимую. Старею, наверное. В груди ноет, не могу понять от чего.

Привожу себя в порядок, помогаю Люсе поправить одежду.

— Я тебя люблю, — говорю уже в который раз и легко касаюсь припухших губ. Люся притихшая, усмиренная, молча поправляет одежду. В ее молчании слышу протест и не ошибаюсь.

— Я тебя ненавижу, — шепчет моя любимая фурия в губы. Минуту назад Люся извивалась в моих руках от наслаждения и стонала, а сейчас напряженная и сердитая смотрит возмущенными глазищами и что-то там лопочет про ненависть. — Еще пять минут назад сомневалась в этом, а сейчас полностью уверилась… Ты, Миша, такой же козел, как все мужики, ты просто животное…

— Я просто люблю тебя, Люсь, — прижимаю к себе хрупкую и похудевшую. — И как любой самец хочу завоевать тебя, только тебя, понимаешь? А еще семью хочу, детей. Наших детей. Что мы делаем, Люсь? Мы уже могли бы быть женаты и на законных основаниях строгать бэбиков, а мы собачимся на ровном месте, доказываем друг другу непонятно что. Я тебе миллион раз клянусь, что не было у меня ни с кем и ничего, — вожу носом по блондинистой лохматой макушке носом, дышу таким родным незабытым запахом своей женщины.

— Я хочу спать, — шепчет Люся куда-то мне подмышку. — Ты за Таниными вещами завтра съездишь к Саше?

— А надо?

— Не знаю, но ей же на работу в чем-то ходить нужно. — Пожимает Люся плечами. — А сейчас спать.

Она первая покидает место нашей оргии и разврата.

И что-то я не уверен, что мы помирились. Будто между нами сейчас трещина недопонимания только шире стала, а не срослась.

Пока девочки спят, я еду к Сашке. Нервы на пределе, но я стараюсь не показывать вида. Все-таки Сашка еще в инвалидном кресле, поэтому нужно как-то помягче. Будь он на ногах, я бы ему просто рыло намылил, как в молодости.

Да, были у нас с ним стычки по мелочам, и в песочнице дрались за лучшую машинку и белый песок, и в школе соперничали, кто девочке портфель понесет. Но как-то всегда могли договориться и найти золотую середину.

Тут же я не знал, как поступить. У них семья, а я являлся триггером для их отношений. Мне бы уйти в сторону и не мешать, свою Люсю уже наконец в загс довести, а я вынужден чужие проблемы разруливать.

Дверь мне открыла тетя Тася. Посеревшая и похудевшая, она совсем не напоминала ту жизнерадостную тетку с сияющими глазами. На меня смотрели грустным усталым взглядом.

Горе никого не красит. Согласен.

— Миша, здравствуй, — сдержанно поздоровалась она и посмотрела вглубь квартиры. Там послышался скрип колес инвалидного кресла. Где-то на подкате был Сашка, но я еще не видел его.

— Здрасьте, теть Тась, а где? — я кивнул в коридор, намекая на Сашку.

Он тут же появился в проходе, но, видимо, торопясь не вписался в дверной проем и зацепился колесом, стал заваливаться набок. Я поспешил на помощь. Но куда там… Он схватился рукой за противоположный косяк и так зыркнул на меня, что я непроизвольно остановился. Заметил у стены чемодан.

Это что, Танины вещи? Ну и мудило!

Почувствовал, как во мне начинает вулканировать внутренняя злость.

— Этот здесь, Мишаня, — как только выровнял положение коляски, съехидничал Сашка. — Чего хотел? Вещи забрать? Забирай! Ты у меня, походу, все забрал, что хотел, — он сощурил глаза, шевелились только губы. — Что, сладкая девочка, моя жена? Только она моя, понял, моя, и будет всегда моей, только моей! — выкрикнул он.

Пипец. Больной на всю голову.

Своими словами он сорвал клапан моей злости. Лава рванула наружу.

— Я думал ты просто ревнивый дурак! — кулакам стало больно, я не успевал глотать слюну и брызгал ею как ядом. — А ты мудило, дебил. Она всегда твоей была, и я этого никогда не отрицал, и не изменяла тебе тоже никогда, тем более, со мной. Ты сейчас не только ее оскорбил и унизил, ты и меня в грязь втоптал. Все наши годы дружбы, козел ты неисправимый. За.бал, бл.ть… Простите, теть Тась. — Я повернулся к тетке и кивнул. Стыдиться я буду потом, а сейчас из меня перло. — Своими ревностями и психами. Захочешь назад отмотать, а не получится, мне твои кренделя уже вот где! — я черканул ладонью себе по горлу. — Если бы не это… — Махнул рукой на инвалидную коляску. — Я бы тебе так.бало начистил, чтоб кровью, сцуко, умылся, но, прости, воспитание не позволяет, и поверь, не только потому, что телом ты пока слаб и не сможешь мне ответить, ты и душонкой своей совсем захилял.

Я подхватил чемодан и шагнул к выходу.

— До свидания, теть Тась! — кивнул на прощание тете Тасе и выскочил в подъезд.

— Козел, мудак, идиот, — я не мог спокойно думать о случившемся. пока ехал домой. А дома мой ад продолжился.

Глава 98

Людмила

После всего, что произошло, я не могу уснуть пол ночи. Миша тоже не спит, я слышу его характерное сопение, и он постоянно ворочается.

Откатившись подальше друг от друга, широкая постель позволяет нам демонстрировать свое неприятие, укутываемся каждый в свой плед.

А раньше всегда засыпали под одним и сплетались в единое целое. Как же я себя ненавижу. Я же не собиралась заниматься любовью с Мишей. Только не после того, что произошло. И вот. Как там в глупых книжках: предательское тело, ага.

Разговаривать с Мишей о чем-то не хочу совершенно. Он, видимо, тоже.

Я нахожусь в тревожном оцепенении. Мысли одолевают, сводя с ума.

Что теперь будет с нами? Как все это вывезти? А Таня и Саша, они как?

В голову лезут глупые предположения.

А вдруг Миша и правда по-прежнему любит Таню, а я всего лишь клон? А теперь, когда Саша выгнал Татьяну, они расстанутся, и Миша с Таней снова будут вместе?

От таких дум становится горько-горько, но позволить себе плакать сейчас я не имею права. Если Миша услышит мой скулеж, то обязательно станет успокаивать, а чем это закончится, даже гадать не хочу. Поэтому я стараюсь скорее откинуть эти мысли.

Будь что будет. Утро вечера мудренее.

Засыпаем только под утро.

Я просыпаюсь первая и бужу Мишу.