Светлана Полякова - Храни меня, любовь

Она дошла до своего любимого кафе — «Прекрасная шоколадница», толкнула дверь со старинным колокольчиком. Колокольчик приветливо звякнул, и Вера Анатольевна улыбнулась. «Сегодня чудесное утро», — подумала она.

Ее любимый столик у окна был свободен — народу вообще было еще мало. Она заказала чашку горячего шоколада и круассаны, и ко всему этому еще маленький кувшинчик густых, деревенских сливок. Очаровательная девушка, одетая в старинном, пейзанском духе, принесла ей все это с вежливой улыбкой, и Вера Анатольевна приготовилась блаженствовать. За окном становилось все пасмурней и пасмурней, и это серое небо начинало уже действовать на Верино безоблачное настроение — появилась откуда-то невнятная, но настойчивая тревога, от которой Вера Анатольевна тут же постаралась избавиться.

Она даже решила отвернуться от окна, чтобы вид свинцового неба не портил ей настроения.

Но в этот момент она увидела парочку — в самом конце улицы, и невольно залюбовалась ими — они шли медленно, не обращая внимания на это небо, грозящее опрокинуться на землю, и на начавшийся уже дождь, к которому примешивались мелкие и холодные крупинки снега. Шли, держась за руки и глядя друг другу в глаза, точно виделись последний раз в жизни… Она знала, что начинает уже придумывать сюжет и фантазирует. На самом деле — они были так далеко от нее, почти неразличимы. Откуда она может знать, что они смотрят друг другу в глаза?

И тем не менее она это знала, и даже поспорила с самой собой на еще одну чашечку горячего шоколада, что это именно так, и теперь с нетерпением ждала их приближения.

Они остановились вдруг, — Вера Анатольевна даже нетерпеливо топнула ногой, потому что они стояли как раз на границе видимости. Еще один шаг — и Вера Анатольевна могла бы их разглядеть! Но они, точно ей назло, теперь стояли, и девушка вскинула руки, как крылья, и обняла своего спутника за шею, а он так же нежно и бережно обнял ее в ответ. Они не обращали внимания на людей, идущих мимо, на непогоду и ничего не знали о существовании в этом подлунном мире Веры Анатольевны, да если бы и знали — им было бы наплевать, потому что во всем мире были только эти двое… И Вера Анатольевна завидовала им, потому что она уже не способна была испытать это величайшее счастье — одиночества вдвоем, в целом мире…

А потом они все-таки отпустили друг друга и двинулись дальше, приближаясь к ней, и на самом деле — смотрели Друг другу в глаза.

Но Веру Анатольевну это уже не волновало. Она застыла с чашкой в руках, и почему-то ей в голову пришла обидная мысль, что теперь праздник ее безнадежно испорчен и лучше бы она вообще сюда не приходила и не смотрела в окно, а потом она вдруг расхохоталась — зло, коротко. И подумала, что нет ничего смешнее влюбленной старухи, увидевшей предмет своих воздыханий с другой женщиной.

Ведь это был Дима…

Она подалась вперед, пытаясь увидеть ту, которая заставляла его вот так смотреть. Сама не зная, зачем ей это нужно. И что она хотела увидеть. И еще — почему-то поймала себя на мысли, что она не ревновала Диму к Лоре, которая была гораздо красивее этой девицы. Девица-то была самая обычная. Да, хорошенькая — но личико было ничем не примечательно, одно из многих…

А Дима смотрел так, точно видел перед собой явленное чудо.

Наконец они расстались. Дима последний раз тронул губами нежно и легко ее губы, сказал ей что-то — она рассмеялась, легко взмахнула рукой, и он пошел быстрыми шагами в сторону остановки, а она осталась стоять. Вера Анатольевна видела, как она подняла лицо к серому небу и что-то прошептала, снова засмеялась, и откуда-то Вера Анатольевна знала, что эта девушка видит сейчас небо совсем не серым, а — нежно-голубым, и там, на ее небе, светит солнце.

Дальнейшие свои действия Вера Анатольевна объяснить не могла и потом, по прошествии времени. Она быстро встала, чуть не опрокинув стул, расплатилась и почти выбежала из кафе.

Девушка шла вниз по улице медленно, не торопясь, и Вера Анатольевна зачем-то пошла за ней следом.

Как детектив или — что вернее — как обманутая жена. Ей больше нравилось ощущать себя именно обманутой женой.

Около церкви девушка остановилась. Потом вдруг решительно вошла внутрь. Вера Анатольевна вошла следом.

Девушка стояла у Распятия. Она как раз ставила свечку, когда Вера Анатольевна отыскала ее взглядом. Потом что-то шептала, долго, глядя на Него с такой детской и радостной благодарностью, что Вера Анатольевна невольно подалась назад, испугавшись той вспышки злобы и зависти, которые ударили ее в самое сердце.

Потом девушка улыбнулась — опять же Ему, широко так и по-детски. И пошла к выходу.

Вера Анатольевна зачем-то тоже подошла к Распятию, пытаясь увидеть то, что только что видела эта девица, но сколько ни пыталась, ничего такого рассмотреть не смогла. Только досадливо поморщилась, что живопись грубовата и все-таки она не разделяет всеобщего восхищения византийским искусством. И пошла прочь, вспомнив про девицу.

Она увидела ее не сразу. Потом все-таки рассмотрела в толпе ее плащ и аккуратный хвост на затылке. Она стояла теперь на автобусной остановке. Продолжая улыбаться серому небу, и эта ее способность улыбаться чему-то невидимому для Веры Анатольевны раздражала ее больше всего.

И все-таки она почему-то влезла вместе с этой девицей в переполненный автобус и подумала: нет, сегодня не праздник, сегодня день глупых поступков…

Водитель попался странный. Вместо привычного радио или блатного шансона у него в салоне звучала странная музыка какого-то француза.

Вера Анатольевна немного знала французский. Он пел: «В этот день, в это утро кто-то умирает от любви…»

И по своей вечной привычке Вера Анатольевна отнесла эту фразу на свой счет.

— В этот день, в это утро кто-то умирает от любви, — пробормотала Лора.

Она с тоской посмотрела на ужасный потолок и перевернулась на живот, чтобы не видеть этой ветхой убогости.

Простыни, на которых она лежала, тоже были несвежими. Несмотря на это, ее партнер в данный момент принимал душ. Точно отмывался от Лоры. Самой же Лоре было отказано даже в этом праве. Она ведь была только его игрушкой.

Она даже не смогла узнать его имени.

— Зачем тебе? — пожал он плечами.

Да, согласилась Лора, мне незачем.

Завтра я точно сюда не приду. И найду в себе силы сказать ему «нет», если встречу на улице. И снова дала себе обещание измениться и стать другой — понимая, что это обещание снова не будет выполнено. И — какая дорога в ад вымощена благими намерениями? Она, Лора, уже давно в аду. И ей это нравится.

И не важно, что в это утро кто-то умирает от любви.

Она, Лора, уже давно умерла — и тоже от любви, просто пока об этом никто не знает. Все думают, что она живая.