Салли Боумен - Любовники и лжецы. Книга 2

Открывшиеся перед ним зловещие дебри были хорошо ему знакомы. Он провел там, как в западне, значительную часть своей супружеской жизни. Ему было известно, что и Джини было знакомо это состояние. Об этом свидетельствовала цепь ее скоротечных любовных увлечений, хотя она и рассказывала о своем прошлом очень скупо. Теперь он понимал, что после Венеции проявлял недопустимое благодушие. И Джини, наверное, тоже. Они беспечно поселились в райских кущах, где царили взаимная привязанность и доверие, не омрачаемые ссорами и спорами. Теперь же обоим было больно видеть, насколько быстро эта взаимная привязанность рассыпается в прах. Они вдруг вновь оказались в постылом, мелком мирке – два любовника, воюющих друг с другом, чье несогласие с пугающей скоростью превращалось во враждебность, презрение и пошлую подозрительность.

«Я не дам этому случиться, – убеждал себя Паскаль. – С кем угодно, но только не с нами». Погруженный в эти раздумья, он просидел в кафе битый час, не замечая никого и ничего вокруг. Сейчас его занимало только одно: что сказать и сделать, когда он вновь увидит Джини? Как спастись? Ведь должен же быть какой-то выход для них обоих. Подумаешь, ссоры… Все любящие ссорятся, спорят и воюют друг с другом, убеждал он сам себя. В ссорах даже есть какая-то польза, своеобразное утверждение равенства двух людей, и нечего этих ссор бояться, лишь бы не страдало главное – верность друг другу. Эта мысль согрела его. Он заказал себе еще кофе, закурил сигарету и взглянул на настенные часы. Их стрелки потихоньку подбирались к восьми. Вот-вот будет без пятнадцати восемь. Тогда он и направится к дому Мэри. Им овладело почти непреодолимое желание встать и поехать прямо сейчас, не откладывая. Ему страстно хотелось увидеть Джини, поговорить с ней, сделать так, чтобы в их отношениях все снова стало ясно и хорошо.

Однако стрелки часов, казалось, замерли на месте. В раздражении Паскаль снова схватил газету, чтобы хоть как-то отвлечься от навязчивого желания, и тут на последней странице, в рубрике «Происшествия», заметил крохотную заметку, озаглавленную «Несчастный случай под Оксфордом». Прочитав ее, он похолодел. Потом, не веря глазам, начал перечитывать вновь и вновь.

Прошептав сквозь зубы проклятие, Паскаль швырнул деньги на стол и с зажатой в кулаке газетой молнией выскочил на улицу. Там снова шел дождь, причем довольно сильный. Он подбежал к мотоциклу, вскочил на него и, крутанув рукоятку газа, полетел, рассекая лужи, в южном направлении.

Он свернул на Кенсингтон-Хай-стрит. Дом Мэри стоял в нескольких кварталах к западу от основной дороги. Автомобильный поток все еще был довольно плотным, хотя час пик давно миновал. Паскаль петлял между машинами, идущими одна за одной. Скорее, скорее! Разговор с Джини не терпел отлагательств. Он поймал себя на том, что едва не забыл о ее отце, который сейчас тоже находился в доме Мэри. Ну и Бог с ним! Главное – поскорее увидеть саму Джини и рассказать ей свежую новость.

Как назло, каждый светофор встречал его красным светом. Паскаль вполголоса клял все светофоры на свете. Впрочем, нет, вон тот светофор – вдалеке – все еще зеленый. Глянув в зеркало заднего вида, он увидел, что за ним метрах в двадцати следует большой черный «форд». Увеличив скорость, Паскаль совершил рывок вперед. Слева от него оказался крытый грузовик с посылками. Скорее, скорее, пока зеленый не погас! И тут до его сознания дошло: «форд» тоже набрал скорость и теперь едва не касался бампером заднего колеса мотоцикла. Между тем светофор уже переключился на желтый. Для принятия решения оставалась какая-то доля секунды: ехать дальше или тормозить?

В памяти молниеносно промелькнул образ парижского бульвара. «Форд» следовал по пятам – тормозить не было возможности. Прикинув, что оставшегося времени едва достаточно, чтобы проскочить перекресток, Паскаль выкрутил рукоятку газа чуть ли не до отказа. И увидел: ни «форд», ни грузовик тоже не собирались останавливаться. Они по-прежнему сопровождали его: один – сзади, другой – сбоку. Он чувствовал, как бьет в бок поток воздуха, отражающийся от борта грузовика, шедшего впритирку. Водитель не сигналил и не сбавлял скорость. Быстро и резко грузовик двинулся вправо, грозя смять переднее колесо мотоцикла.

Мотоцикл понесло юзом, Паскаль не в силах был выровнять его. В этот момент «форд» включил ослепительный дальний свет. Следующая секунда показалась Паскалю вечностью. Он видел, как медленно кренится мотоцикл и одновременно мокрый, блестящий, как стекло, асфальт поднимается навстречу. Раздался скрежет металла, визг резины. Асфальт ударил в спину. Упав навзничь, Паскаль заскользил по дороге. Его тащило по инерции – пять метров, десять… Он все еще находился в гипнотическом состоянии. Мозг лениво, медленно фиксировал происходящее. Стремительное скольжение и боль, впивающаяся в позвоночник, поначалу казались нереальными. Паскаль не потерял сознания. Он с удивительной четкостью, неправдоподобной в такой ситуации, видел, как две машины согласованно совершали маневр. Грузовик, сбивший мотоцикл, уходил на повышенной скорости. Черный «форд» направлялся прямо на человека, распластавшегося на середине мостовой. «Форд» мог не торопиться. У него была уйма времени для того, чтобы точно нанести заключительный удар.

– Я не знаю, что именно этот Макмаллен наплел вашей газете о моей личной жизни, – говорил Хоторн, – но одно мне известно наверняка: свою историю он состряпал не без помощи Лиз, а она лгала ему. Даже если бы она не была больна и не потеряла способности видеть разницу между правдой и фальшью, Лиз все равно извратила бы все, что связано с нашим браком. Она никогда не желала признать правду. Каждый факт ей надо было вывернуть так, чтобы она выступала в роли невинно пострадавшей стороны… – Он пожал плечами. – На этом поприще я не собираюсь вступать с ней в состязание. К тому же мне есть в чем винить себя. И я признаю свою вину.

Хоторн замолчал, и Джини увидела, как его взгляд скользит по комнате, цепляясь за книжные полки, камин, безделушки на каминной полке: почтовые открытки, глиняную плошку и – с самого края – кошачий ошейник, который она хранила в память о Наполеоне. Синий ошейник был сделан из настоящей кожи, к нему были прикреплены пластинка с кличкой и крохотный колокольчик. Впрочем, казалось, что, глядя на все эти предметы, Хоторн не видит их. Его взгляд был направлен внутрь самого себя, перед его глазами сейчас была собственная жизнь.

Джини в нерешительности смотрела на него. Вся эта история строилась на зле. Как говорил Паскаль, злого человека трудно распознать по его лицу, словам и жестам. Однако, как Джини ни старалась, сейчас она не могла выявить в своем собеседнике ни капли зла. Отчаяние? Да. Крайняя усталость? Да. Горечь? Возможно. Ко всему этому примешивалось столь не вязавшееся со сдержанностью Хоторна стремление к предельной точности и откровенности. Наверное, Мэри была права: это был не тот человек, который любит распространяться о собственной персоне.