Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь

С отсутствием его рук приходит неустойчивость, и я сквозь пелену слез смотрю, как он идет к лестнице. Его тело прикрыто только боксерами, но отсутствие одежды лишь подчеркивает ярость, исходящую от его крепкой, обнаженной фигуры. От ярости все его тело вибрирует, мышцы на спине перекатываются, как будто готовясь к тому, что он может найти за дверью. Он без опаски и какой-либо осторожности открывает ее, ступает за грань, исчезая из поля моего зрения. Пытаюсь выровнять дыхание, чтобы быть в состоянии услышать, только я не слышу ничего.

А потом с пронзительным звоном, разорвавшим воздух в холле, жизнь, как будто замирает.

Лифт.

Сломанный лифт.

Стук сердца начинает отдаваться в ушах, я остаюсь застывшей, медленно переводя взгляд в сторону лифта. Двери начинают открываться. Я в ужасе пячусь назад.

А потом выдыхаю, спиной ударяясь о стену, когда из лифта выходит мужчина. Как будто вечность спустя, в мое обезумевшее сознание попадает его униформа и пояс с инструментами.

— Прости, милая. Не хотел тебя напугать.

Я отпускаю напряжение, прижимаю ладонь к груди, выдыхая сдерживаемый воздух, когда он снова исчезает за дверьми лифта.

— Ничего. — Миллер появляется, направляясь ко мне, выглядит он не менее злым, чем когда уходил. Ладонью накрывает мой затылок, заводя в свою квартиру, и я слышу, как хлопает дверь, от чего вздрагиваю. Он кипит яростью. — Сядь, — велит он, отпуская меня, и указывает на диван.

— Я видела кое-кого в этот раз, — говорю, опускаясь на диван.

— В этот раз? — взрывается он. — Почему ты ничего не говорила? Надо было сказать!

Руки падают на колени, и я смотрю на них, покручивая колечко.

— Я думала, что веду себя глупо, — признаюсь, понимая теперь, что мой внутренний тревожный звоночек работает, и работает хорошо.

Миллер стоит надо мной, подергиваясь. Не могу на него посмотреть. Знаю, что он прав, и сейчас чувствую себя глупой больше, чем когда-либо.

Сильные руки ложатся на мои бедра, и я заставляю себя взглянуть на него из-под ресниц, пытаясь оценить его настроение. Он опускается передо мной на корточки и начинает успокаивающе поглаживать, он восстановил свое бесстрастное выражение лица. Все это возвращает мне утерянное чувство комфорта.

— Скажи мне, когда, — просит он своим легким, ласковым тоном.

— По пути на работу в тот день, когда ты меня подвозил. В клубе. — Смотрю на Миллера, и то, что я вижу, совсем мне не нравится. — Ты знаешь, кто это может быть?

— Не уверен, — отвечает он, забирая мое спокойствие и даря взамен намек на недоверие.

— У тебя должно быть какое-то представление. Кто бы захотел преследовать меня, Миллер?

Он опускает глаза, пряча их от моего пытливого взгляда.

— Миллер, кто? — Я это так не оставлю. — Мне что-то угрожает? — Тогда как меня должен охватить страх, я чувствую только закипающую злость. Если есть риск, я должна об этом знать. Быть готова.

— Тебе ничто не угрожает, когда ты со мной, Оливия, — он все еще смотрит вниз, отказываясь взглянуть на меня.

— Но я с тобой не всегда.

— Я ведь уже говорил, — произносит он медленно, — ты, вероятно, самая неприкасаемая девушка в Лондоне.

— Готова поспорить! — выпаливаю, пребывая в шоке. — Я связана с тобой и с Уильямом Андерсеном. Полагаю, я достаточно сообразительна, чтобы понимать, что этот факт, вероятно, ставит меня в категорию повышенного риска. — Боже милостивый, я отказываюсь думать о недоброжелателях, которые имеются у этих двоих.

— Ты ошибаешься, — Миллер говорит тихо, но уверенно. — Мы с Андерсеном можем друг друга недолюбливать, но у нас обоих есть один ключевой интерес.

— Я, — заканчиваю за него, только понять не могу, каким образом это делает меня неуязвимой.

— Да, ты, и со мной и Андерсеном, скажем так, в процессе соперничества, ты попадаешь в очень надежные руки.

— Тогда кто, черт возьми, меня преследует? — ору, заставляя Миллера тем самым посмотреть на меня в потрясении. — Я не чувствую себя в безопасности. Я чувствую себя очень не надежно!

— Тебе не нужно беспокоиться.

Я вижу, каких усилий ему стоит оставаться спокойным. Мне это сложно. Меня раздражает и бесит то, что он пытается отмахнуться от моего обоснованного страха оправданием «в надежных руках».

Резко встаю, отчего Миллер покачивается на пятках. Он смотрит на меня пристально синим стальным взглядом, а я пытаюсь выдавить из себя сильное заявление, которое смогло бы пошатнуть сказанное им. Довольно просто.

— Я не слишком надежно себя чувствовала, когда за мной гнались прямо там, — кричу, махнув рукой в сторону входной двери.

— Не нужно выходить без меня, — он встает и удерживает меня за бедра, останавливая, а потом приседает так, что непослушная прядь волос падает на лоб, а обеспокоенный взгляд впивается в мой озлобленный.

— Пообещай, что никогда никуда не пойдешь одна.

— Почему?

— Просто пообещай, Оливия. Прошу, не испытывай меня своей дерзостью.

Моя дерзость — это единственное, что придает мне силы сейчас. Я зла, но напугана. Чувствую себя в безопасности, но уязвимой.

— Прошу, скажи, почему.

Он закрывает глаза, явно пытаясь набраться терпения.

— Помеха, — шепчет он со вздохом, все его тело напрягается, но сильные руки продолжают удерживать меня, когда я начинаю дрожать, задыхаясь. — Теперь пообещай.

Глаза у меня выпучены, мне страшно, слова не приходят.

— Оливия, пожалуйста, я умоляю.

— Почему? Кто вмешивается и почему они меня преследуют?

Он удерживает мой взгляд, изъясняясь со мной решительным взглядом так же внятно, как словами.

— Я не знаю, но кто бы это ни был, очевидно, он может предугадать мой следующий шаг.

Его следующий шаг? Осознание приходит как удар в солнечное сплетение.

— Ты не остановился? — выдыхаю я.

Это не так легко, как просто взять и уволиться.

Его клиенты. Все они могли получить его за стоимость от нескольких сотен до нескольких тысяч фунтов стерлингов. Теперь уже нет, и очевидно, некоторые из них просто так его не отпустят. Каждый хочет то, что не может получить, и теперь из-за меня, он еще больше недостижим.

— Я ушел неофициально, Оливия. Знаю, к какому это приведет скандалу. Мне нужно сделать все правильно.

Все вдруг становится предельно ясным:

— Они меня возненавидят, — Кэсси меня ненавидит, а ведь она даже не клиент.

Он согласно фырчит. А потом впивается в меня убедительным взглядом:

— Я не сплю с кем-то еще, — он произносит слова медленно и четко, отчаянная попытка быть понятым, а я ни на секунду не сомневаюсь в том, что он говорит правду. — Оливия, я ни к кому не прикасался и никому не позволял прикасаться ко мне. Скажи, что веришь мне.