Вот и всё! - Галина Ивановна Луценко

свой доклад перед огромной аудиторией, или упускаю последнее парковочное место, то перед глазами я вижу только его лицо, и от этого ненавижу его ещё больше.

— Я не хочу о нём ничего знать, — усмехнулась я, — этого человека больше не существует в моей жиз-ни, и разговаривать о нём, это, то же самое, что пытаться надуть лопнувший воздушный шарик.

— Саша, я не знаю, за что он просил у меня прощения. Да если честно и не хочу этого знать. Если он чем-то обидел тебя, то знай, что он искренне раскаивается в этом, иначе он бы не приехал ко мне. Я не понимаю, почему ты скрывала от нас с мамой это?

— Пап, всё в прошлом. Прошу тебя давай забудем навеки этот разговор. Я не посвящала вас в это, так как это было не слишком значимое событие в моей жизни, — отрешённо оправдывалась я.

Папа хмыкнул, услышав мой ответ, и также засмотрелся на успокаивающий пейзаж этого места.

Если бы у меня была машина времени, я бы возвратилась назад в тот день, и предотвратила ту си-туацию, которая загнала меня в чудовищную депрессию, из которой я так долго не могу найти выход. Я бы не наговорила ему по пьянее в тот вечер столько гадостей, и не спровоцировала его на такой бесов-ской устрашающий поступок.

— Он пояснил мне одну истину, которая постоянно была в моей голове, но я не хотел признавать её, — печально протянул папа. — Ты не будешь хорошим юристом. Я должен признать это. Я так мечтал об этом, что бы вы с сестрой стали мне хорошей заменой, и были успешны в этом деле. Я думал, что так смогу гордиться вами полностью. Но очутившись одной ногой на том свете, я отчётливо понял, что и так всегда гордился вами. Вы моё самое бесценное сокровище в жизни.

— Я получу диплом, и мы все вместе станем самой дружной, профессионально подкованной, семьей в городе, вот увидишь! — похлопала я папу по колену.

Он притянул меня к себе и поцеловал мою голову.

— Диплом, конечно же, не станет лишним документом в твоей жизни, но ты не хочешь этого. Поэтому ты должна полететь в Нью-Йорк. Ты должна окончить эту школу. Михаил прав, это твое истинное призвание. И я совершенно зря заставил тебя поступить на юридический. Я так жалею о том, что ты упустила столько лет, уделяя внимание совершенно постылому для тебя занятию.

— Папа, ну о чём ты говоришь. Я не могу сейчас бросить тебя, и маму в такое тяжелое для вас время. Да и сестре сейчас очень нужна моя помощь. А самое главное — от него я не приму это. Мне ничего не нужно от этого человека, повторяю, — раздосадовано доказывала я.

— Доченька, за нас можешь не переживать. Я нахожусь в надёжных маминых руках. Она даже рада тому, что первый раз за всю жизнь я уделяю ей столько своего внимания. А сестра справиться сама, она хороший специалист, я это знаю. Тебе не о чем беспокоиться.

Видимо разговор с моим отцом стал последней соломинкой для Михаила, так как ровно месяц назад он перестал искать со мной встречи, и оставил меня в покое. Даже представить не могу, какого рода был этот разговор. Он приехал подкупить моего отца благородным поступком в виде оплаты дорого-стоящего обучения? Интересно, он упомянул о том, что параллельно встречаясь со мной, он кувыркался в постели со своей любовницей, что лечил маму неизвестно какими лекарствами, пытаясь спасти её для того, чтобы увеличить свою значимость в её жизни, и самое главное, что в порыве дикой злости его руки оказались на моей шее.

Моя жизнь превратилась в тошнотворную обыденность, доверху заполненную работой и учёбой. Время от времени, на выходных, мне удавалось кое-как отдохнуть, хотя нельзя было назвать отдыхом то, когда, лёжа на своей кровати, по тебе кто-то прыгает и толчется, словно по футбольном поле. Катя часто просила меня забирать к себе на выходные Тёмыча, так как сама была по уши в работе, а муж часто ездил в командировки.

В очередной его попытке сделать из моей кровати батут, я поймала этого бойкого чёрноволосого мальчика и крепко, привлекши его к себе, обняла. Он как моё лекарство от всех бед. Когда становиться слишком грустно, мне достаточно вспомнить его весёлое выражение лица и аромат детства, которым пахнет его кожа, и сразу на душе становиться тепло и радостно. Я поцеловала его в щёку, затем в дру-гую, потом в глазки, и, на мгновенье, мои губы задержались на его лбу, и я ощутила несильный жар.

— Ну-ка, малыш, давай с тобой поиграем в доктора, и измерим твою температуру, — обратилась я к мальчику, вскакивая с кровати и направляясь к аптечке.

Тёмыч весело захлопал в ладоши, предвкушая начало интересной занятной игры.

— Кать, у него опять температура. Уже второй раз за неделю. Я думаю, завтра нужно срочно обра-титься к врачу, — беспокойно сообщила я в трубку сестре.

— Какая? Высокая? — спросила сестра.

— Тридцать семь и восемь, — ответила я.

— О, Господи! Съездишь завтра с ним опять в детскую консультацию, я сейчас же позвоню нашему доктору. У меня завтра заседание, его невозможно перенести.

— Хорошо, — протянула я.

— Если будут изменения, сразу же звони. Я утром вас наберу.

— Ладно, не волнуйся.

Недоброжелательная среда поликлиник всегда отпугивала меня ещё с детства, когда мама повела меня к зубному доктору, чтобы по её словам просто сделать осмотр. Тётя-доктор мило улыбалась ко мне, но когда она достала из своего арсенала инквизиторских инструментов что-то похожее на папины плоскогубцы, и вскоре я вышла из кабинета, сурово сверкая огромным пролётом спереди зубов, тогда я и почувствовала, что предательство теперь всегда будет дышать мне в спину.

Запах хлора и медикаментов в дополнение висящей в воздухе тяжёлой энергетики нездоровых паци-ентов мало радовал меня.

— Для того, чтобы иметь полную клиническую картину о здоровье ребёнка, нужно сдать анализ кро-ви, — на автомате протараторила мне пожилая доктор, которая постоянно поправляла свои очки, что съезжали ей на кончик носа. — Вам в пятнадцатый кабинет, — она протянула мне направление и манерно поправила свою гульку на голове баклажанового цвета, которая была похожа на бублик.

— Я не хоцу туда, — в двадцатый раз повторил мальчик, услышав в очередной раз душераздирающий крик какой-то девочки из манипуляционной, когда мы сидели в очереди в коридоре больницы.

— Я особо тоже, — ответила я, и вздохнула.

Если бы я не знала, что в действительности происходит за той, выкрашенной, с видимыми белыми потёками, дверью, то