Жестокии развод - Ария Тес

Шумно выдыхаю. Иван делает последний шаг, и мои лопатки касаются его груди. Чувствую мощное сердцебиение, а потом его дыхание на своих волосах…

Внизу живота резко простреливает. Я хочу дернуться в сторону, нарастить дистанцию, но, похоже, это лишь жалкие оправдания, а не истинные желания…

Не шевелюсь.

Иван медлит всего мгновение, за которое, кажется, проносится вся моя жизнь. А потом резко останавливается. Он становится еще ближе и касается носом волос…

Из груди вырывается непроизвольный, тихий полустон, пальцы сильнее сжимают кухонный гарнитур. Иван шумно выдыхает.

– Успокойся, – звучит его низкий, хриплый голос, который вроде как просит об одном, но добивается другого.

Мир становится ярче. Горячее возбуждение накатывает огненной лавой, которая плавит кости.

Я не помню себя, и совершенно не помню, когда в последний день чувствовала так ярко…

Его руки медленно соскальзывают со столешницы и ложатся мне на бедра. Я снова давлюсь воздухом и вздрагиваю. Юбка собирается ваше, подушечки вонзаются в кожу…

Боже…

Это похоже на выстрел. Дальше – агония. Иван резко поворачивает меня на себя и по-хозяйски укладывает ладонь на щеку, а потом целует. Он вонзается мне в затылок, словно боится, что я попытаюсь отстраниться, и я бы попыталась. Он хорошо меня изучил. Я боюсь всех этих чувств, боюсь нашего сближения еще больше. Мне бы хотелось чего-то поспокойней, когда я оправлюсь от предательства и вообще захочу чего-то хотеть, но он все мои планы в помойку! Я не могу сопротивляться, отвечаю ему с пылом, с жаром, с готовностью.

Так долго представляла себе это…вкус его губ, силу его объятий, огонь, в котором сама захочу сгореть, а в реальности это еще круче! Даже самые смелые мысли и сны не идут ни в какое сравнение с ощущением, которое появляется во мне сейчас.

И это не я вовсе!

А может, я. Просто доселе незнакомая…

Она знает чего хочет. Она этого не боится. Она идет навстречу, она рискует. Иван придавливает меня к столешнице, углубляя поцелуй. Из его груди звучит тихий рык, от которого все тело лихорадит! А потом он резко подхватывает меня на руки и несет к столу.

С него летят чашки, салфетки, подставки. На нем есть только мы…я и он, два человека, которых искрит друг от друга. Почему? сейчас это почти неважно…лишь на мгновение…лишь на одно мгновение в моей голове оживает страх. Я упираюсь ему в грудь ладошкой, отстраняюсь и шепчу.

– Что мы делаем? Так нельзя…

Будто бы сопротивление ради сопротивления. Я обхватываю его бедра ногами насмерть, и ничто не заставит отпустить! А рукой цепляюсь за голые лопатки, оставляя на них следы своих ногтей. Он продолжает меня целовать, хрипло шепчет…

– Почему?

Откидываю голову назад, чтобы дать больше места для ласк. Его губы такие приятные, такие теплые, такие мягкие…

– Мы…это…мы все усложняем…это…не надо этого…

Иван выпрямляется, заглядывает мне в глаза, а потом кивает.

– Тянет к тебе адски. Больше это сдерживать не могу. Я хочу все усложнить, красивая. А ты?

Глупый вопрос.

Какой глупый вопрос…

Он моему сердцу по вкусу, а моей душе, как то самое «пальто», что было идеально вымерено и сшито именно для тебя. Пусть это даже будет обманом! Иллюзией! Но она так приятна на ощупь, и я в ней себя чувствую…собой.

Не могу ничего сказать. Забываю все слова…но тяну его на себя и снова глубоко целую, а через мгновение снова оказываюсь на его руках.

Он несет меня в спальню. Там я перешагну незримый рубеж, после которого ничего уже не будет, как прежде, но об этом сложно сейчас думать. Вообще, думать – сложно, когда ты пульсируешь изнутри обалденно вкусным притяжением…

Я забываю, что мне сорок пять. Я забываю, что я мать и должна быть ответственной и взрослой. Я забываю вообще обо всем! Сейчас есть только то, чего я хочу на самом деле, и он тот, кто может дать мне то, чего я хочу на самом деле. Возможно, потом я пожалею, но когда он укладывает меня на кровать, а я провожу по ровному ряду кубиков пресса – об этом я тоже не думаю…

28. Две недели. Часть 2 Артур

С каждым днем моя злость только растет. В школе я вижу Артема, который со мной после той сцены показательно не общается. В груди ноет, и я пару раз почти подошел к нему, чтобы попытаться как-то исправить ситуацию, но в каждый из этих разов меня тормозил мелкий, наглый стоп.

И все, блядь.

Я застывал, смотрел в упор на низкорослого сучонка, который долбанул меня в живот! Кто он такой?! Я все еще глубоко в душе не одупляю, да и знать не особо хочу! Мы с ним больше не разговаривали, но пару раз в столовке сталкивались взглядами: я щурился, а он скалился. И будто бы вызов мне бросал! Мол, давай, подойди, я тебе еще навешаю!

И я бы подошел.

Я бы реально подошел, но…как ноги отказывали. Самое тупое, что дело даже не в Артеме! Не потому, что я понимаю, что если сделаю это, то максимально испорчу наши отношения, которые пока…возможно, можно спасти. Все дело было в ней, и в том, как она на этого мальчишку смотрела.

Кто он на хрен такой!

С каждым днем этот вопрос бесил меня все больше и больше. Ее взгляд отпечатывался в голове сильнее, и…это странное ощущение, будто бы меня взяли и выперли из семейной лодки, выбросив в океан, стало бродить за мной дворовым псом. Уродливым таким, с комками грязи на боках и животе, с высунутым языком и до дрожи жалостливым взглядом.

А потом до меня внезапно дошло, что эта псина – и есть я. Домой идти хотелось все меньше. Там стены холодные с новым ремонтом, которые давят до безумия. Там другая женщина сидит в гостиной и целыми днями трындит по телефону. Звук ее голоса бесит до зубного скрежета! Когда я смирился с положением дел, когда понял отца, он казался нежным и прикольным даже, а сейчас…

Я постоянно в наушниках, чтобы ее не слышать. И слава богу, на самом деле, что она тусуется в гостиной или бегает по магазинам, а на кухню почти не заходит. Здесь я могу вспомнить, как все было когда-то. Казалось, так будет всегда, да? Казалось, что и не в ней все дело. Ну, уйдет. Ну, все поменяется. И что дальше-то? Я