Ночь, которую я не помню - Марина Бастрикова

за найденное «призвание», я честно офигела. Так что, если кто-то меня хочет уволить – тому придется работать вместо меня. И может, детям помогать для мэра – почетно, то навещать трупы он вряд ли возьмется.

Я замер, переваривая полученную информацию. А Люда искоса на меня посмотрела и вся буквально засветилась.

– Чему ты улыбаешься? – спросил, когда понял, что все равно ничего не понял, кто есть кто. Главное, что тот баран, который уже начал топтаться – свалил.

– Поняла, почему ты съехал, – сказала и улыбнулась еще шире, а затем резко посерьезнела: – А отчего он так против меня? Не пойми меня неправильно, но с учетом отношений наших родителей нам придется сложно. Я хотела бы знать, что ожидать, и быть готовой.

Теперь улыбался я. Потому что отношение родителей к паре может разрушить чуть ли не любую связь. А моя Люда, несмотря на это, готова побороться.

Я дождался, пока официант откроет вино и нальет нам обоим. Сам я пить не собирался, но Люде, наверно, будет неудобно в одиночку. Когда официант ушел, ответил на ее вопрос:

– Это не твоя вина. Просто когда-то в прошлом моя мать и тетя стали… слишком религиозными. Отец считает, что это произошло после того, как сестры сдружились с одной женщиной. И он уверен, что эта женщина – твоя мать.

Люда побледнела и прошептала:

– У нее были две подруги-итальянки, но я никогда не интересовалась, кто они… так как общалась мама с ними в основном в церкви. А потом я помогла ей переехать.

Люда разволновалась и постаралась успокоиться вином. Выпила один полный бокал и сразу налила второй – я даже не успел протянуть руку помочь. Вздохнул, вспомнив, что Люда говорила – будет пить только по праздникам. И определенно свидание не удалось, а праздника для любимой хотелось. Удивительно, но именно эта мысль помогла мне решиться окончательно. Люда пила уже третий бокал, а я достал коробочку и поставил перед ней. Держать не стал, так как выглядел бы жалко с подрагивающими руками. И так боялся опозориться. Хотя нет, я до боли в животе страшился отказа. Беззвучно хмыкнул из-за того, что моя привычка чувствовать себя растерянным идиотом, когда дело касалось чувств к Люде, не меняется.

Любимая допила, и я, пока есть решимость, спросил:

– Ты выйдешь за меня?

– Конечно, выпью. Люда махнула рукой и забрала мой наполненный официантом бокал. Когда уже поднесла бокал ко рту, замерла, заметив коробочку с кольцом, стоящую рядом с ней на столе. – Оу-у-у, ты предложил не выпить, а выйти?

– Да, – подтвердил, невольно улыбаясь. Полагаю, я сейчас был такой же красный от смущения, как и она. Наверно, все-таки надо было поднабраться еще решимости и встать на одно колено. Может, тогда бы выглядело однозначнее. Хотя такая ярко выраженная смена эмоций на ее лице определенно останется в моих воспоминаниях на всю жизнь.

– Это настолько невероятно, что я хочу выпить еще больше. – Люда выпила и из моего бокала. А потом и бутылку взяла и из нее глотнула, хитро на меня поглядывая: «Что, готов взять замуж даже такую?»

Я уже не чувствовал себя идиотом, а хохотал. Определенно, мы стоим друг друга.

А значит, согласие будет. Может, не сейчас, а как закончится бутылка. Или когда я докажу, что подхожу списку критериев «достойных в мужья кандидатов». А даже если и нет – я все равно буду рядом, чтобы помогать и поддерживать двух самых любимых людей – Люду и Мишу.

Поэтому я дал время Люде подумать и перестал смущать своим взглядом, ответив на звонок. Уж очень настойчиво мне трезвонили, вибрируя в кармане. Это оказался отец. Я хотел взять трубку и сказать: «Сосиска», но постарался сохранить серьезность и ответил:

– Слушаю.

Отец заговорил несвойственным ему обеспокоенным, срывающимся голосом:

– Бьянка в больнице. Ее избили, Ромка. Ох, ты представляешь. Какой-то инвалид. – В голосе отца послышались слезы. Моя же рука похолодела. Казалось, она превратилась в ледышку. – Дуреха, как всегда, кому-то пошла помогать. И он… – Голос отца сорвался. Внутри меня как будто что-то вырезали в этот момент, а организм хотел избавиться от чего-то еще, и меня затошнило. – Я его уничтожу, – закончил отец уже совершенно другим голосом. Тем, которым он давал нерушимые обещания.

Я узнал, что за больница, и сообщил Люде. Мы оба поняли, что раз мама не отказывается от помощи, значит, все плохо. Заплатили и вызвали такси.

Глава 26. Кажется, любовь – это…

Люда

– Я ничего не сделала после смерти Наташи. И теперь появилась еще одна пострадавшая от рук этого ублюдка.

– То, что он не получил должного наказания…

– Я так перед тобой виновата, – перебила Рому.

Видела, что он хочет меня оправдать, вот только я оправдания не заслужила. История с Наташей должна была меня хоть чему-то научить. За то, что лезешь в чужие дела – ловишь последствия. И самое главное – их решаешь. Я просто перевезла мать, не подумав, как это скажется на окружающих. Ей объяснила возможностью жить ближе к внуку. Но на самом деле – чтобы я могла на нее сильнее влиять, отдалив от идей про то, что лечить должен только Бог. Предложила Наташе съехать, не учтя, как отреагирует на такие изменения ее муж. И что сделает эта тварь, оказавшись без соответствующего ухода.

Рома раскрыл руки, предлагая объятья. Не стала отказываться и уткнулась носом в его грудь. Любимый прижал меня к себе и погладил по голове.

– Ты же понимаешь, что многое надумываешь? – постарался призвать меня к логике Рома. Я прекрасно это понимала, но боль в груди говорила об обратном. К тому же мне так понравилось находиться в Роминых объятиях, что я отрицательно покачала головой. – Тогда помни, что я перед тобой виноват гораздо сильнее. Потому что твой брат погиб из-за меня.

Я подняла глаза и встретилась с его потерянным взглядом. Его мать сейчас лежит за дверью позади нас, а он не только утешает меня, еще и в чем-то кается? Мне стало стыдно, и я отодвинулась. Рома совсем сник.

Его мать получила сотрясение мозга и перелом руки. Утешение требуется ему, а не мне. И в этот момент до меня дошли его слова. Карие глаза, темные волосы.

– Бес? – спросила.

Любимый удивленно на меня посмотрел. А я уже была уверена, что тот мальчик на крупногабаритной машине – Рома. Затем мне вспомнились удивительно светлые глаза и волосы его друга.

– А Дима – Ангел! Вы же меня спасли. Как вы