Простить и поверить (СИ) - Вера Эн

Он еще несколько раз провел ладонью по ее волосам, потом неожиданно прижался чуть выше лба губами, и она закрыла глаза, впитывая эту совершенно невинную ласку. Димка даже не представлял, как много она ей давала. Вот бы и ему сделать что-нибудь приятное, чтобы он не захотел Лена отпускать.

Она легонько потерлась щекой о его подбородок и неожиданно ощутила слишком знакомую твердость у своих бедер. Замерла в озарении. Неужели Димка и теперь ее хочет? И даже совершенно целомудренные их объятия способны привести его в боевое состояние?

По телу прошла горячая беспутная волна, отзываясь на это понимание, но Димка в ту же секунду отстранился, шагнул назад, словно бы на безопасное расстояние, и сунул руки в карманы джинсов.

Лена подняла ничего не понимающие глаза.

— Сначала я хочу услышать о твоих приключениях, — немного вызывающе проговорил он, и она вспомнила: ах да, у них же дела. Безумно важные и совершенно неотложные. И их нельзя обсуждать так близко друг от друга. Потому что думать здраво так не получается. Вообще думать не получается. Слишком хочется не думать. Не сомневаться. Не бояться. И ни о чем не жалеть. — Угостишь кофе? — продолжал между тем Димка, то ли потешаясь над растерянной Черёмой, то ли пытаясь хоть как-то разрядить обстановку. Лене это точно было не под силу. — Заодно обсудим все версии и решим, что делать дальше.

Она неловко улыбнулась, но все же сделала приглашающий жест рукой в сторону кухни. Затем развернулась и первой направилась туда, дав Диме возможность вздохнуть и хорошенько приложиться в мыслях в свой адрес. Вот же озабоченный: даже Черемухины слезы не способны укротить тело, слишком сильно и давно жаждущее обладания этой девчонкой. И вряд ли Ленка не заметила чересчур откровенного его желания, которое не могли укротить даже призванные мысли о Жанне — мать ее — Федоровне, от одного имени которой обычно пропадало не только вожделение, но и все остальные желания, кроме желания придушить. Но думать о ком бы то ни было, держа Ленку в объятиях, оказалось совершенно невозможно. В голове стучало только ощущение ее близости, и запах ее кожи, проникая в ноздри, будоражил каждую клеточку тела, разгоняя кровь и не оставляя надежды на самообладание. Однажды эта одержимость возьмет верх над его разумом, и тогда уже никакая сила его не остановит. Но пока еще этого не случилось, Дима должен выполнить данное обещание. Должен — для себя. Иначе так и не научится снова себя уважать.

— Тебе сварить, Дим, или предпочитаешь растворимый? — раздался настойчивой Ленкин голос, и Дима, скинув кроссовки, наконец-то тоже прошел в кухню. Ленка держала в руках пакет кофе, очевидно сначала решив все за гостя, а потом додумавшись-таки поинтересоваться его мнением. Дима усмехнулся.

— Готов поспорить, что растворимого у тебя дома отродясь не водилось, — зачем-то захотел подразнить ее он. Однако Лена, несмотря на былую растерянность, в долгу не осталась.

— Готова поспорить, что ты ненавидишь растворимый кофе, Корнилов, — тем же тоном заявила она и с удовлетворением заметила на его физиономии интерес. Улыбнулась, радуясь маленькой победе. — Ты же каждое утро после смены наш кофейный автомат опустошаешь, хотя на стойке бесплатные пакетики стоят.

Дима хмыкнул.

— Зачем тогда спрашиваешь?

Лена повела плечами и наклонилась к кофе-машине. У отца была отличная дорогущая кофе-машина, которая делала совершенно бесподобный кофе и на которую отец почти молился. Но когда врачи запретили ему пить крепкий кофе, мама в приказном порядке оставила ее здесь, чтобы избавить мужа от соблазна.

Лене передалась отцовская страсть, и кофе-машина месяц с лишним была ее единственной утренней радостью. Когда вдруг оказалось, что эту радость можно разделить с Димкой…

Что тут объяснять?

— Хотела услышать твой ответ, — честно ответила она и глянула на него из-за плеча. Димка стоял у самого входа, снова засунув руки в карманы, и до какого-то совершенства вписывался в Ленино личное пространство. Да, вот такой — в тонком сером свитере, джинсах и носках — абсолютно свой и абсолютно нужный, и ближе него никого никогда не было. Вот бы видеть его каждое утро — даже просто для того, чтобы он заполнял собой слишком просторные комнаты и не давал Лене в них теряться. И весело подначивал ее, не позволяя расслабляться и жалеть себя. И согревал ее одним своим прожигающим взглядом, позволяя ощущать себя желанной. Как она всего пару минут назад ощутила. И никак не могла из этого ощущения выбраться.

— Какой ответ, Лен? — что-то совсем бредовое спросил Дима, потому что бесстрастно смотреть на нее в столь вызывающей позе было просто невозможно. До округлого зада в строгой обтягивающей юбке можно было дотянуться рукой, и ладони горели от желания прямо сейчас огладить Ленкины ягодицы, а заманчивый вид стройных ног в слишком целомудренном разрезе юбки иссушил горло так, что едва можно было говорить. Полоска бледной кожи между коротким пиджачком и поясом юбки бросила в жар, прилепив ткань джемпера к торсу. А тягучий испытующий Ленкин взгляд электризовал воздух, почти вдалбливая мысль, что Черемуха хочет того же, чего и он. Дима физически ощущал это ее желание и больше не мог ни о чем другом думать.

Лена распрямилась, тоже пытаясь сообразить, о чем они только что говорили. Тряхнула головой, опустив глаза в пол, и уперлась взглядом в Димкины ноги. Без вечных кроссовок его плоские ступни почему-то оказывали на нее совершенно гипнотическое действие, словно она увидела его голым. Дыхание участилось, Лена стиснула руки, пытаясь овладеть собой, и облизнула пересохшие губы. Этот придурок вообще понимал, что они сейчас совершенно одни в пустой квартире и что Лена не оттолкнет, если он вдруг перестанет так старательно себя сдерживать? Ведь именно этим он и занимался, по крайней мере сегодня. Этот хрипловатый голос Лена знала и ни с чем не могла спутать. От него до грехопадения был один шаг.

И она его сделала.

— Когда ты подался в монахи, Корнилов?

Он резко выдохнул, забивая на все свои принципы, и тоже шагнул к ней…

Глава 20

Пальцы в волосы и губами поймать приоткрытые Ленкины губы. Господи, он мечтал об этом черт знает сколько времени! Она полоумная, конечно, и не знает, на что напрашивается, но все это уже не имеет значения. Где-то в затылке перещелкнуло, запирая все отговорки и поводы для отступления, потому что в такой близости с Черемухой Дима всегда жил только ощущениями, а тех сейчас было через край.