Нина Ламберт - Превращение Розы

После того как ты вернулась в Англию, мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что не нужно было отпускать тебя совсем. Для собственного оправдания я использовал всяческие высокопарные отговорки: заботу о твоем будущем как художницы, моральную ответственность за твое благополучие, уверенность, что твои интересы я ставлю выше своих. Но истинной причиной того, что я отправил тебя прочь, была моя трусость. Я не мог примириться с мыслью, что буду зависеть от другого человека. Ты стала угрозой для моей самодостаточности, и чем дольше ты оставалась у меня, тем больше я боялся. Хотя тогда и не признавался себе в этом. О нет, я вполне владел ситуацией. По крайней мере, так думал.

После твоего отъезда я пришел в ужас, оттого что почувствовал себя обделенным. Я словно потерял какую-то важную часть тела, руку или ногу. Меня мучили фантомные боли, будто ты рядом со мной, а я просто не могу к тебе прикоснуться. Я перепробовал все — работу, путешествия, других женщин — я сопротивлялся как одержимый. Понимаешь, я не мог признаться сам себе, что же действительно со мной случилось.

Роза смотрела, завороженная, как лицо Алека теряет свое обычное выражение воли и силы. На нее это признание подействовало словно нежнейшая ласка. Она нежилась, едва осмеливаясь перевести дух из опасения прервать его рассказ. Внезапно он бросил на нее испытующий взгляд. Роза поглядела в ответ, но помогать ему не стала.

— И когда я, наконец, получил известие от Поллока, что у тебя воспаление легких, Бог да простит меня, но я обрадовался. Обрадовался оттого, что мне, при моей трусости, оно давало повод, которого я отчаянно жаждал, чтобы увидеть тебя снова. «Пусть только с ней все будет в порядке, — молился я, — и пусть она никогда больше не расстанется со мной».

Когда я обнаружил, что мою территорию занял другой мужчина — пардон за грубость, но именно так я это тогда почувствовал, я не был намерен сдаваться без борьбы. Что бы он из себя ни представлял, я был готов к отчаянному поединку любыми, даже грязными, средствами, и меня не интересовало, во что это обойдется нам всем. Я ругал себя в миллионный раз, что не стал заниматься с тобой любовью в тот вечер в Париже. Я ревновал как черт, что он владел тобой, как я предполагал, а мне не удалось. И как только ты смогла заставить меня страдать так сильно, Роза? Хотя, Бог свидетель, я заслужил это.

Алек заколебался. Этот монолог явно причинил ему сильные муки.

— Когда я встретил Найджела и увидел вас вместе, я едва не сошел с ума. И не вскакивай на его защиту — я искренне рад за свою кузину Аймоджин, лучшего выбора она просто не могла сделать, и он станет ей превосходным супругом. Но когда я думал о Розе, о моей Розе, которая отдаст тело, но не душу… Я не мог и слышать об этом. Я вознамерился разрушить ваш союз, чего бы это мне ни стоило. Я знал, что внутри тебя тикает бомба с часовым механизмом, Роза. Я решил запалить фитиль и взорвать весь этот проклятый фарс.

Затем, когда ты сообщила мне, что в тебе ребенок от Найджела, это походило на пощечину. Тут уж я ничего не мог поделать, чтобы предотвратить этот самый брак. У меня не оставалось ничего иного, как признать свое поражение. Ты была уже привязана к нему таким образом, который делал все мои замыслы смешными и бесполезными. Боже, как я хотел, чтобы этот ребенок был моим!

Роза всхлипнула от весомости этого замечания.

«Пожалуйста, скажи, что ты любишь меня, — молча молила она. — Не нуждаешься, не хочешь, а любишь. Пожалуйста».

— Какое-то время после этого я тебя ненавидел. Впрочем, не так сильно, как ненавидел себя. Мне нужно было убрать тебя, вычистить тебя из своего сознания. И я отправился, как тебе известно, на Дальний Восток — Малайзия, Тайланд, Япония, Филиппины. Я бросился в работу. Все, что я ни рисовал, было полно горечи и мести. К своему стыду я обидел несколько ни о чем не подозревавших женщин, стараясь отомстить тебе за себя. И когда, наконец, я устал от этой оргии самоупоенности и самобичевания, я вернулся назад в Бретань, чтобы постараться снова склеить разбитое. — Его рот расслабился в усмешке.

Старый добрый дядя Чарлз. Я никогда еще не радовался так его весточке, с тех дней, когда он обычно присылал мне по почте приглашения. Узнать, что ты не вышла замуж за Найджела, было для меня равнозначным обретению Святого Грааля. И с этого времени я не выпускал тебя из виду. Однако я выжидал, боясь все испортить. Я дожидался подходящего момента.

Он поднес ее руки к своему лицу и задержал их возле губ.

— Ты простишь меня, Роза?

Она собрала каждую унцию храбрости, которая была у нее.

— Ты ведь знаешь, что невежливо, — проговорила она мягко, — ждать от леди, чтобы она сказала это первой. — И после этого новая, зрелая, опытная Роза залилась невероятным, красным цветом.

Алек медленно улыбнулся со смесью облегчения и жестокости.

— Ты невозможная женщина, — рассердился он. — Я целых десять минут унижался, посыпал голову пеплом, практически целовал твои ноги — что на самом деле восхитительно в буквальном смысле — а все, что мне на самом-то деле требовалось сказать, так это…

Роза выжидающе глядела на него.

— Я вот что подумал, Роза, — с насмешкой сказал он. — А не лучше ли будет, если мы скажем это вместе, одновременно? Тогда никому из нас не придется беспокоиться, что он произнес это первым. А поскольку я вообще-то ни разу не говорил этих слов прежде — и, надеюсь, что ты тоже, — то мне требуется помощь. Считаю до трех, хорошо? Раз, два, три…

— Я люблю тебя, — сказала Роза. И Алек. Вероятно, им понравилось, как это прозвучало, потому что они неустанно повторяли эти прелестные слова всю дорогу, пока возвращались в отель.

Когда они вернулись, Алек снова стал задумчивым. Вместо того, чтобы бросить ее снова в постель, как она ожидала, он присел и похлопал рукой рядом с собой. Роза прильнула к нему. В туманной дымке, она жила лишь этими минутами.

— Ты останешься со мной, Роза? — спросил он спокойно.

— Разумеется. Христианская Ассоциация уже отдала мою комнату, вероятно, кому-нибудь еще.

— Petite imbecile[23]. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

— Ты имеешь в виду, буду ли я жить с тобой? — сердце Розы пело. Это было начало.

— Роза, я просто в ужасе от тебя. Что за аморальное предположение!

— Ты хочешь сказать…

— Роза, не хочешь ли ты сделать из меня порядочного мужчину?

Роза дрогнула. Даже в своих самых безудержных фантазиях она не позволяла себе думать о таком.

— Но хорошо ли это? — услышала она свой протест. — Я не хочу, чтобы ты считал себя — связанным и привязанным.

— Это я хочу привязать тебя. Не думаешь ли ты, что я позволю тебе разгуливать свободной среди молодых жеребцов у Финделстайна, не превратив тебя прежде в респектабельную замужнюю леди, а?