Кэти Летте - Алтарь эго

– Да? Если я упаду, то постараюсь упасть на тебя. – Его рука была уже под моим лифчиком, но я почувствовала утомленные нотки в его голосе. – Поэтому ты должна поехать со мной, Бек… Понимаешь, мы отдаляемся друг от друга в каком-то смысле, девочка моя.

– Я знаю. Когда ты бодрствуешь, я сплю. Когда я бодрствую, спишь ты. Только твой младший братик не дремлет… – Он рассмеялся, но без энтузиазма, и убрал руку с моей груди. – …и мы больше не разговариваем, – добавила я, гладя его лицо. Впервые язык тела был недостаточно убедителен.

– Ты права. Я мало с тобой разговариваю… Увидимся, крошка. Мне нужно собирать вещи.

– Вот. Как всегда. Ты даже не можешь поговорить о том, что мы мало разговариваем.

– Тогда поех'ли со мной! Ты ж' должна быть моей женщиной!

– Если я для тебя так важна, останься. Я говорю серьезно, Зак. Мне кажется, тебе не надо ехать. Послушай меня. Ты же знаешь, что деньги от страховки идут фирме звукозаписи. Когда мы были в Бристоле, я видела, как Роттерман давал Скунсу героин.

Я ожидала, что Зак взорвется от негодования. Но он просто скрутил папиросу, прикурил и лениво затянулся.

– Да что с тобой, Зак? Я больше тебя расстраиваюсь из-за того, что Ротти подсадил бедного ребенка на наркотики и вскоре сам устроил ему передозировку, а ведь я даже не знала этого мальчика.

– Я расстроен, понятное дело. – Его глаза зло сверкнули. – Но мне проще этого не показывать.

– Я никогда не пойму мужчин. Вы не звоните своим матерям, вы не плачете над мелодрамами вроде «Неспящих в Сиэтле», вы не можете сказать «Я люблю тебя» женщине, которая вынашивает ваших детей, вы не можете плакать на похоронах друзей, но вы готовы писать кровью, когда из-за погодных условий отменяют тур воссоединившихся «Роллинг Стоунз».

– Послушай, в шоу-бизнесе речь не о том, ублюдок ты или нет, а о том, большой ты ублюдок или средний. Благодаря Роттерману, я буду сниматься в рекламе Кельвина Кляйна. А это большие бабки.

– Боже! Ты что, действительно хочешь стать мужским вариантом «Спайс Герлз»? И судить о своем успехе по количеству недозрелых толстозадых дур, которые будут на коленях просить твой автограф? Я не намерена основную часть нашей жизни провести на страницах паршивых газетенок: «Шоу Зака и Бекки! Присоединяйтесь к ним, путешествуя в центр Поп-Вселенной!».

Зак улыбнулся.

– Не улыбайся! Дома я уже не могу выносить твою улыбку. Теперь она принадлежит чужим людям. У кого-то есть на нее копирайт, мать твою.

– О боже. Да перестань быть такой англичанкой до мозга костей. Ничего не проходит так быстро, как успех. А Ротти уже готовит мое выступление в Нью-Йорке. Ты понимаешь, что это для меня значит? Я артист. А артисты вынуждены идти на поводу.

– Да уж. На поводке скорее, зато в лимузине с кондиционером. Джулиан говорит, что Роттерман сам подал заявление в Скотланд-Ярд.

– Джулиан? А когда эт' ты с ним разговаривала? И откуда, бля, ему-то знать? – Он грубо развел мне ноги.

– Зак, если у тебя есть ко мне какие-либо чувства, ты расстанешься с Роттерманом.

– Ты забываешь, что я мужчина. Нет у меня никаких чувств!

– Зак, ты далеко пойдешь… и, надеюсь, оттуда не вернешься, – сказала я и тут же об этом пожалела.

– Да, ну тогда увидимся как-нибудь. – И он оставил меня лежать с задранной до ушей юбкой.

Из дома доносились музыка и смех. Я собрала остатки сил. Побольше доказательств моей правоты – вот что нужно Заку.

Я заметила, как Роттерман сделал знак Селестии. Трепеща, она послушно засеменила к нему. Они радостно шептались, а потом Селестия отправилась в ванную комнату на втором этаже. Я ворвалась следом за ней – она уставилась на меня остекленевшими глазами. В ней появилась тупая наглость. Неожиданно я увидела ее в резком свете флюоресцирующей лампы. Худенькие детские ножки, колготки в сеточку, ярко подведенные глаза, грязные волосы, свисающие безжизненными сосульками. Почувствовав слабый запах блевотины, я наклонилась к раковине, где еще плавали остатки салата и моркови. Господи… Если уж ты страдаешь булимией, не лучше ли питаться шоколадными пудингами?

– Зачем ты с собой такое творишь? – спросила я тихо. – Тебе нужен врач.

Селестия беспомощно смотрела на меня. Было глупо просить ее войти в контакт с внутренним ребенком – его она, без сомнений, уже выблевала.

Мне ничего не оставалось, как пойти на открытую конфронтацию с Роттерманом. В толпе гостей его не было. В конце концов я нашла его в темном углу гаража – сгорбленный новоиспеченный «компаньон» со злобным лицом пересчитывал деньги, раскладывая пачки купюр по пятьдесят фунтов на капоте новой спортивной машины Закери.

– Че те надо? – сплюнул Роттерман. – У нас тут дел'вой разг'ор.

– И что на повестке дня? Преимущества переезда в Италию, где за преступления платят больше, а все судьи уже перебиты?..

– Вообще-то хорошо, что ты здесь, – удерживая тарелку с закусками, Роттерман облокотился на капот, словно обрюзгшая ящерица. – Хочу те'е кое-что сообщить.

– Дай-ка угадаю. Твоя мать пьянствовала во время беременности? – Я разглядывала поры его лица, напоминающие вулканические кратеры.

– Надо бы тебя прикончить за такие слова.

– Да у меня не хватит жизней на все те разы, когда ты намеревался это сделать…

Воцарившаяся атмосфера напоминала сцену из фильма Квентина Тарантино.

– А теперь вон из моего дома, – сблефовала я. Открыла дверь в гараж, и свет залил помещение. Блестящий лимузин Роттермана медленно шлындал туда-сюда. – Лимузин отходит через две минуты. Марш в него. Или лучше под него, да поживее… А то, думаю, Закери тоже будет интересно узнать о вашем «деловом разговоре».

– Ха! – просиял Роттерман. – После того как Зак подписал этот чертов контракт, ты до меня не докопаешься, тварюжка сраная. Теперь он принадлежит мне!

– Он подписал? – Челюсть у меня отвисла.

– Да, только что, по пути в аэропорт. – Агент плотоядно впился зубами в сосиску, напоминающую воспаленный эрегированный член.

– Он бы этого не сделал, не посовещавшись со мной.

– Вот, почитай и поплачь. – Роттерман развязным движением сунул мне под нос пачку бумаг.

Третий раунд: один ноль в пользу агента.

Зак поставил меня в дурацкое положение. Черт. И нужно было из него выбираться. А когда речь идет о дурацких ситуациях, выход один…

30

Не для этого я брила ножки

Визиты к косметологам доставляют мне такое же наслаждение, как пребывание в концлагере, где с тебя заживо сдирают кожу колючей проволокой. Но Анушка, узнав, что Дариус чуть не умер в своем путешествии, решила отправиться на оздоровительный курорт «Чемпниз», чтобы восстановить нервную систему.