Елена Лагутина - Пуля для любимого

Он улыбнулся не ей — безусловно, он не мог ее видеть и не мог знать, что Настя сейчас наблюдает за ним. Он улыбнулся кому-то стоящему рядом. Настя увидела его улыбку. Она вздрогнула и отшвырнула пистолет, который с грохотом упал на пол. Силы почти покинули ее. Она прислонилась к стене, чувствуя, что пол уходит из-под ног. Но в следующую секунду произошло нечто еще более неожиданное. В комнате прозвучал голос.

Настя услышала этот голос — хриплый, встревоженный — как будто издалека. Она уже не отдавала себе отчета в том, что происходит. Просто услышала свое имя и обернулась на голос, повинуясь инстинкту. Обернулась и увидела знакомое лицо.

— Сергей Сергеевич?..

Он стоял совсем рядом и смотрел на нее. Увидев его глаза, Настя сразу вспомнила взгляд отца — бывало, в детстве отец смотрел на нее с тем же выражением пронзительной жалости. Такое случалось, когда Настя падала, больно ударившись, разбивала коленку, или когда приходила ночью к родителям в постель, со щеками, мокрыми от слез, и глазами, полными страха. Отец смотрел на Настю, гладил по голове и повторял: «Не плачь, доченька, это сон. Всего лишь сои…»

Это невозможно было выдержать. Настя чувствовала себя зверем, попавшим в капкан. Взгляд ее упал на пистолет, лежавший возле ног, на полу. «Почему я не закрыла входную дверь?» — подумала Настя и, сорвавшись с места, побежала.

— Настя! Да постой, куда же ты?

Она бежала, не оглядываясь, почти ничего не замечая вокруг себя. Ей показалось, что она слышала далекий звук выстрела. Все перемешалось — и этот непонятный звук, который звучал в сознании несмолкаемым эхом, и голос тренера, его глаза… Настя бежала, сама не зная, куда и зачем бежит. Она была уверена, что жизнь ее закончится с минуты на минуту. Они должны, просто обязаны, были всадить в нее пулю после того, как она провалила все их планы.

Выбежав из подъезда, она огляделась по сторонам. Там, возле здания зерновой биржи, толпились люди, слышались какие-то громкие голоса. Настя побежала в противоположном направлении, к дороге. Скрип тормозов заставил ее на мгновение остановиться. Она метнулась в сторону от темно-синей машины, притормозившей рядом. Почти в ту же секунду чьи-то сильные руки зажали ей рот и, не позволяя измученному телу сопротивляться, затолкали в темную коробку. Настя почти не сопротивлялась — ей было все равно.

Первое, что она увидела, было склонившееся над ней лицо Никиты.

— Мама… мамочка, родная, проснись!

Он теребил ее за ворот полушубка, тесно прижимаясь, плакал и дрожал над ней.

— Никита… Никита, сынок… — произнесла она одними губами и улыбнулась. — Ну что ты плачешь? Все хорошо. Все будет хорошо. Мама ведь рядом, значит, ничего не случится.

Настя сжала в руке маленькую ладошку сына и зажмурилась. Он здесь, рядом. Он жив. По крайней мере хоть это ее успокаивало. А пока Настя рядом, она не позволит, ни за что в жизни не позволит, никому притронуться к сыну. Ничего не случится. Теперь уже ничего не случится.

Снова открыв глаза, Настя попыталась разобраться, где они находятся. Светлый потолок и светлые стены. Что-то коричневое совсем рядом. С трудом повернув голову, Настя поняла, что лежит на диване, а коричневое пятно — это всего лишь ее полушубок. Никита сидел на полу рядом с Настей. Он был без верхней одежды. Губы его почти посинели, руки были ледяными.

С трудом приподнявшись, Настя наконец осмотрелась по сторонам. Они находились в большой квадратной комнате. Из мебели был только диван, на котором лежала Настя. Спиральный обогреватель, горящий напротив нее оранжевой полосой, вызывал недоумение. Странное и неуместное проявление заботы.

— Никита, сынок… как ты себя чувствуешь? Расскажи мне… расскажи мне скорей, что случилось…

Настя слушала сбивчивый рассказ сына о том, как его похитили из санатория, с тревогой вглядывалась в его глаза, касаясь губами побелевшего лица. Сняв полушубок, она закутала в него сынишку и подошла к единственному имеющемуся в помещении крохотному окошку.

— Нам нужно отсюда выбраться, — прошептала она, обращаясь к самой себе. — Непременно нужно выбраться. — «Иначе нас обоих убьют», — добавила она мысленно, стараясь не показать виду, что боится. — Только как?

Наглухо закрытая дверь не имела даже ручки. Окошко в стене не позволило бы протиснуться даже Никитке. Оно пропускало только ледяной воздух. Только холод, тишину и немного света.

Настя подошла к двери и надавила. Дверь, естественно, не поддалась. Прислонившись к ее ледяной поверхности, Настя попыталась расслышать, что происходит с той стороны — и, к своему удивлению, услышала какие-то звуки.

Сначала ей показалось, что это просто шум ветра, ворвавшегося в помещение. Но по каким-то неуловимым сигналам, воспринятым скорее на уровне подсознания, Настя догадалась, что с той стороны кто-то есть, кто-то находится за стеной и прислушивается к ее движениям.

«В принципе нет ничего удивительного в том, что нас охраняют. Хотя, с другой стороны, нам все равно отсюда не убежать. Что ж… придется подождать некоторое время. Когда-нибудь они ведь должны появиться». Настя ни минуты не сомневалась в том, что Власов решит ее убрать. Совсем ни к чему оставлять в живых свидетеля — пусть и не состоявшегося, но все же заказанного Власовым покушения. Ее не напрасно привезли сюда.

— Мама, — позвал Никита, и она снова подошла к сыну, обняла его. — Почему все это? Почему мы здесь?

Она крепко прижала к себе его светлую, коротко стриженную головку, на мгновение закрыла глаза, преодолевая внутреннюю дрожь, тихо сказала:

— Не бойся. Я потом… потом тебе все объясню.

Никита вздохнул. Как все маленькие дети, он испытывал безграничное доверие к матери. Некоторое время он молча сопел, а потом начал рассказывать ей о том, как подружился в санатории с мальчиком по имени Андрей.

— Смотри, мама. — Он опустил ладошку в карман брюк и достал маленький белый теннисный мячик. — Мы с Андреем играли. Я почти всегда попадал, а он — редко. Мы нарисовали на стене круг, почти такой же, как у меня в комнате. Помнишь, вы с папой…

— Помню, мой хороший. Конечно, помню.

Настя слушала, продолжая гладить его по голове. Тихий, немного печальный детский голос звучал в тишине, разрывая душу на части. Настя пыталась сосредоточиться на его рассказе, и все же мысли ее были далеко. Наконец она не выдержала и встала. Бездействие было невыносимо, и она принялась ходить по квадратной комнате взад-вперед, чувствуя, что начинает терять терпение.

Подойдя к маленькому окошку, Настя наклонилась и увидела через затуманенное стекло голые ветви деревьев, растущих неподалеку. Больше ничего. Маленький прямоугольник не давал возможности даже понять, где они находятся. «Наверное, какой-нибудь дачный массив, — подумала Настя. — Или загородный дом. Сколько времени прошло с тех пор, как меня сюда привезли? Два, три часа — а может быть, целые сутки?»