Оторва - Ольга Пожарова

— А чё, вы в рощинском озере купались? — глаза у Лерки сейчас, похоже, выпадут…

— Мы там русалку одну ловили… — хмыкает Роник…

— Ну, не в озере, а возле… — добавляет Тимофей…

— Чё, правда??? — всё, Лерка и челюсть сейчас потеряет…

— Лер, не слушай ты их… Мама моя на берегу сидела… Ничего такого…

Ну да, ничего такого: сидела, и раскачиваясь из стороны в сторону, заупокойным голосом тянула бесконечную песню с одним и тем же припевом…

А что из одежды на ней в тот момент только что-то вроде сорочки-балахона было — так и вообще мелочи…

— Нашли, значит, пропажу свою… — достаёт необъятных размеров носовой платок Петюнина бабушка и вытирает лицо. — Лерк, звони тогда Петьке, пусть другим мужикам отбой даёт, а то они берег возле излучины обшаривают — там за корягу какая-то ткань зацепилась, так, грешным делом, думали, что… Ну, живая и ладно… А на кой она в рощу-то попёрлась — Ронька ж могла…

— Чё там Ронька могла⁈ — заметно напрягается Аким.

— Ну, так эт… — мнётся Петюнина бабка. — Помочь… Как она умеет…

— Денег на телефоне нет… — хмурит брови Лерка. — Ронь, у тебя Петькин номер есть?

Чувствую, как Тимофей тоже напрягается.

— Ну, ты меня к Петюне, ещё приревнуй… — шепчу ему на ухо. — Нет, Лер, и не было никогда…

— А к кому можно? — тоже шепчет муж…

— От меня позвони… — протягивает Лерке телефон Роник.

— Ни к кому… — а я и не знала, что Тимофей такой ревнивец…

— А, кстати, свадьба-то будет в воскресенье? — спрашивает Петюнина бабка. — А то, може…

— Будет, конечно! Мне Никитич звонил… Говорит, привезут там всего… Он там договорился, чтоб всё по первому разряду…

— А меня спросить? — шипит мне на ухо Тимофей…

— А, вот, как ты меня спрашивал, да? — улыбаюсь ему в губы…

— Это другое, Ронь…

* * *

Стихи Вильгельмины фон Штауффенберг

Тимофей

Спать легли только под утро…

И Бронислава бы и не легла — у неё же мама, Совёнок, бабушке с дедушкой помочь…

Пришлось показать свою «тёмную сторону»… Ну как, показать… Жёстко сказать… Ну как, жестко… Предупредить, что сейчас посажу в машину и увезу в город…

А Роник с Акимом обещали помочь…

Потом ещё не долго, часа пол всего, поспорили, где именно будем спать…

Ронькина бы воля, спали бы под дверью комнаты её матери, чтоб та опять не сбежала…

Но тут спасибо тете Нюре, попросила Брониславу приглядеть за её дедом…

— Тимох, вы там спите ещё или чё? — тихонько стучит в дверь комнаты Роник.

Боюсь, в чудесной деревне Дуброво «или чё» при всем желании сделать не получится, потому что остаться вдвоём так, чтоб хотя бы час никто не дёргал…

Разве что, в рощу пойти…

Не отвечаю, делая вид, что спим…

Просто если я сейчас встану, Ронька почувствует и тоже проснётся…

— Тимох, там бабулька хочет узнать какого порося у Тихоновны покупать на забой…

— Тимош…? — обиженно складывает губы Бронислава. Разбудил всё-таки…

— Ронь, спи… — легко целую её в висок. — Я сейчас одному поросю про другого скажу и вернусь…

* * *

— Ну, раз встал, так поешь давай… — ставит передо мной горку из тонких кружевных блинов Ронькина бабушка. — Вон, сметана ещё и варенье…

— Я к Роне пойду… — быстро съедаю один блин, чтоб не обидеть тетю Нюру.

— Так я сейчас позову Роньку-то… — делает она пару шагов в сторону нашей комнаты…

— Нет! Дайте ей выспаться наконец!! — сам от себя не ожидал…

— Надо же… — усмехается бабушка Брониславы. — Защитник какой… Ну, иди, охраняй свою красоту… Вот ведь, повезло внучке… — добавляет почти неслышно…

— Это мне повезло… — так же тихо отвечаю я…

* * *

— Сколько? — переспрашивает Бронислава, потирая глаза…

— Два часа сорок три минуты… — не даю ей вывернуться из своего захвата и встать…

— Да я в жизни до полдня не спала! — улыбается, потягиваясь в моих руках…

И мысли про «или чё» уже не кажутся такими неисполнимыми…

— Привыкай… Consuetudo est altera natura…

— Угу… Привычка — вторая натура… — утыкается мне лицом мне в шею и «или чё» становится ещё ближе…

— Ты откуда латынь знаешь? — прижимаю её так, чтоб сомнений в моих намерениях не осталось…

— На упаковках от пиццы читала… — поддевает меня за ту мою тупость…

— Ронь… Ну, прости… — чуть отодвинувшись, целую в переносицу.

— Я подумаю… — а сама улыбается…

— А как ты думаешь… Если мы… — поймав её руку, прижимаю к своему паху, уже недвусмысленно намекая на «или чё»…

— Дверь на щеколду закрой…

* * *

— А я говорю, эвкалиптовые лучше!!! — выдёргивает меня из полудрёмы голос отца.

— Много ты понимаешь, Степан Никитич! — а это уже Ронькин дед. — Я дубовыми всю жизнь парился и вона… Ни одной болячки!!

— Окромя алкоголизма и кобелизма!!! — и тётя Нюра…

— Что, папа твой приехал? — обнимает меня за шею Роня…

— Похоже на то… — мягко прикасаюсь к её губам. — Придётся вставать… А у меня другие планы были…

— А я тебе говорю — попробуй!!! — снова отец…

— Ну, разве что, чтоб родню не обижать… — соглашается Ронькин дед… — Тогда и ты моей ревенёвки попробуй…

— Это какой такой ревенёвки⁈ — и звук такой, как полотенцем да по спине… — Ты опять Степана Никитича до греха довести собрался⁇!! Курятник только починили!!!

— И какие же у тебя планы были? — целует меня Ронька в ответ…

— А как бабуля твоя сказала — до греха довести…

* * *

— А потом Тимоша с Роней пойдут… — тётя закидывает в огромных размеров чан части того порося, на казнь которого я утром дал своё добро.

Хорошо, хоть присутствовать при самом действе не попросили — помнят, наверное, что после расправы с курицей было…

— Тимоха и баня