Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 1

Нет, я уже не любила его. Жалела до боли в сердце, когда представляла его, худющего, жалкого, гордого, в каком-нибудь сыром подземном карцере, о котором он мне рассказывал. Там круглосуточно горит стосвечовая лампочка, а стены из лохматого бетона, чтобы заключенные не могли на них писать. Металлическая койка там на день поднимается к стене и запирается на замок, чтобы заключенный не мог днем даже присесть, а на холодном полу вода и мокрицы…

Алексей постоянно попадал в такие карцеры за упорный отказ от работы. Ему не было преград, и никто в целом мире не мог заставить его делать то, что он не хочет.

Только я одна, выходит дело, его заставила… Наверное, он и сам этого очень хотел… Наверное, он убил бы того человека, который вслух заподозрил бы его в подобных нежностях.

Я всегда считала, что только глаза могут выражать удивление, и представить себе не могла, что и губы могут быть удивленными. Робкими, нежными, чуткими — да, но удивленными! Его нельзя было оторвать от меня… Он словно хотел забрать с собой весь мой вкус и весь запах… Наш запах, потому что уже было не различить, где мой, а где его… Какая красивая жизнь могла бы зародиться из этого смешения… Но Господь не дал. И наверняка не просто так. Наверное, он при этом что-то имел в виду…

Надо отдать должное Дмитрию Владимировичу — осаду он вел по всем правилам. Мы с ним и в губы-то целовались крайне редко, да и то так… Поверхностно и мимолетно. Как правило, я позволяла себе это уже прощаясь, чтобы особенно не заводиться…

Он мне уже начинал нравиться. Правда, сперва усы щекотали нос, так что я раза два чуть не чихнула прямо во время поцелуя, но потом как-то привыкла.

Татьяна следила за нами, как коршун с высоты следит за цыплятами. На все мои сомнения у нее был один ответ: «От добра добра не ищут! Не затягивай, сорвется с крючка, будешь век себе локти кусать».

Ох уж мне эта народная мудрость. Я ей старалась ответить тем же:

— А как же говорят: «Семь раз отмерь — один раз отрежь»?

— Брось ты свои портновские штучки, — отмахивалась от меня Танька. — Ты даже когда крепдешин кроишь — режешь сплеча, а тут заменжевалась вся…

Но я металась, не зная на чем остановиться… Попросту говоря, как я теперь это понимаю, мне элементарно не хватало мужчины, но признаться в этом себе я тогда еще не могла. Для этого нужно определенное женское мужество…

В своих метаниях я даже чуть на целину не отправилась…

Один из Николаев, однокурсников Татьяны, — тот, что был влюблен в меня, решил уехать на целину. У них на курсе собрался целый отряд целинников. Их всех перевели на заочное обучение и убедили, что уделят особое внимание. Даже пообещали, что для приема экзаменов специальная группа преподавателей будет выезжать к ним на целину…

Были устроены торжественные проводы в Доме культуры. Татьяна, уже хорошенько хватанувшая шампанского, оттащила меня в сторонку и шепнула:

— Это он из-за тебя уезжает…

— Да брось ты, — отмахнулась я, но мне было приятно это слышать.

— Точно. Все знают.

Я невольно нашла его глазами и поймала тоскливый, отчаянный взгляд.

Потом я видела, как он за колонной в кружке знакомых мне ребят выпил из горлышка бутылку любимой его «Фраги», после чего решился пригласить меня на танец.

Студенческий оркестр играл знаменитую мелодию, а Николай напевал в такт мелодии известные слова:

Мы идем по Уругваю — аю,Ночь — хоть выколи глаза!Слышны крики попугая — Ара!Надвигается гроза-а-ааа-а…

Голос у него был приятный, он это знал, потому и напевал громко, чтобы не одна я слышала.

— А слабо махнуть с нами на героическую целину?! — с рекрутской отчаянной улыбкой спросил он.

— А может, и не слабо! — многообещающе улыбнулась я, и в голове моей вихрем пронеслось: «А что, если действительно! И сразу пропадут все мои проблемы и исчезнут сами собой все мучительные вопросы…». — А может, и совсем не слабо, — впадая в какой-то транс, бесшабашно крикнула я, прижимаясь к нему бедрами. Как-никак, шампанское мы с Татьяной пили поровну…

— Татьяна! — возбужденно крикнул Николай, перекрывая музыку, хоть Танька и танцевала от нас всего через две пары.

— Что еще? — отозвалась Танька, направляя своего Николая к нам.

— Маша едет с нами! — на весь зал крикнул Николай, инстинктивно пытаясь закрепить неожиданный успех. Он хотел привлечь в свидетели весь зал, чтобы мне потом было труднее отнекиваться.

— Ну и правильно! — одобрительно махнула рукой Танька.

— Мы будем жить в палатках! — восторженно прокричал Николай.

— В разных? — уточнила эта стерва Танька.

— Там видно будет! — крикнул Николай, притягивая меня к себе за талию.

— А что ты там будешь делать? — как бы между прочим поинтересовалась Танька. — Трактором землю пахать?

— Зачем? — беззаботно возразила я. — Буду шить. Хорошие портнихи везде нужны.

— Что шить? Телогрейки? — невозмутимо спросила Татьяна и потащила своего партнера резко в сторону. И вовремя. Я чуть-чуть не достала ее своей лакированной сумочкой на тонком ремешке.

Татьяна ни с чем не считалась, чтобы добиться своей цели. Я думаю, что такая ее неотступность и целеустремленность объяснялась отчасти еще и тем, что ей просто нравилось таскаться за нами… Дмитрий Владимирович ей нравился, хоть и не так, как прежде… И она получала определенное удовольствие от общения с ним. Но наверняка не признавалась в этом себе самой. Хотя, конечно, она мне совершенно искренне желала счастья.

Дмитрий, я тогда уже начала его изредка так называть, приглашал ее куда только можно и куда нельзя. Наверное, он тоже чувствовал ее скрытое отношение, и нельзя сказать, чтобы это его раздражало. Нравилось ему это. При ней он даже как-то молодцеватее выглядел.

Они взяли по отношению ко мне этакий ласково-покровительственный тон, а между собой общались как заговорщики, обмениваясь многозначительными взглядами и понимая друг друга с полузвука.

У меня постоянно создавалось впечатление, будто они мои взрослые дядя и тетя, которые лучше знают, что мне нужно для счастья, и твердо решили меня в это счастливое стойло загнать, а я, маленькая, глупая девочка, счастья своего не понимаю и капризничаю. Но я им позволяла так ко мне относиться. Так уж устроен человек. Он порой терпит и грубость, и резкость, и правду, когда знает, что это делается из любви к нему. И особенно когда ему при этом скрыто льстят…

Куда мы только ни ходили втроем. И в цирк на программу феноменального силача Григория Новака, и в Большой театр на «Жизель» с Галиной Улановой, и в «Ударник» на первый день демонстрации фильма «Рим в одиннадцать часов» режиссера-неореалиста Де Сантиса, и на чемпионат мира по канадскому хоккею с шайбой, на котором победила наша советская сборная, не проиграв ни одной игры и только одну сведя вничью.