Скандинавский король (ЛП) - Халле Карина

Когда Акселю приходится уезжать за границу на длительный срок, его сестра, Стелла, должна исполнять обязанности регента вместо него. В Дании это называется Rigsforstander, и сейчас она находится во дворце, принимая на себя все его официальные обязанности. Я знаю, что она ненавидит это, потому что она говорила мне об этом, но так уж сложилось.

— Да, — говорю я. — Она может, — говорю я. — Мне просто… мне нравится быть с тобой вот так. Только мы. Просто…

— Я знаю, — говорит он, и его глаза становятся мягкими. — Мне тоже это нравится. На самом деле…, - он смотрит на девочек, которые хихикают, пока волны дразнят песчаный дворец, — я хочу рассказать им о нас.

Я моргаю на него. — Что?

— Девочкам, — тихо говорит он. — Я хочу, чтобы они знали, что я люблю тебя, и что ты любишь меня, и что мы вместе. Что ты для меня больше, чем просто их няня.

Я качаю головой, приступ страха поражает моё сердце. — Ты не можешь этого сделать. Они не поймут. Не говори им. Серьёзно.

Он хмурится на меня, опираясь на локти. — В какой-то момент они должны узнать, если уже не узнали. Аврора, я не хочу скрывать это от них. То, что я чувствую к тебе, никуда не денется. Оно только растёт со временем. Неправильно держать их в неведении. Они заслуживают того, чтобы знать.

— Что, если они возненавидят меня за это? — шепчу я. От этой мысли мне становится плохо. — Что, если они возненавидят тебя?

— Они любят тебя, — говорит он категорично. — Неважно, что ты не их настоящая мать, они любят тебя за тебя и то, какая ты есть. Они никогда не захотят отпустить тебя, так же, как и я.

Но я не гожусь. Я недостаточно хороша для чего-то настоящего. Я хороша только в тайне.

— Почему ты так боишься? — говорит он, поворачиваясь на бок и протягивая руку, чтобы коснуться моего лица. — Это хорошо. Это всё.

Я не могу ему этого объяснить. — Я просто… я та, кто прячется в темноте. Разве ты не понимаешь?

— Нет. Не понимаю. Ты постоянно говоришь о том, что ты няня и поэтому мы не можем быть вместе, но для меня это не имеет значения.

— Это имеет значение. Хорошо, это важно. Я не могу сравниться с Хеленой.

— Никто не говорит, что ты должна.

— Таблоиды говорят.

— Таблоиды могут идти в жопу. Они не имеют значения.

Но они имеют значение. Я качаю головой. — Если ты расскажешь девочкам… и ничего не получится…

Его взгляд заостряется, челюсть становится жёсткой. — Почему бы это не получилось? Почему ты вообще так говоришь?

— Потому что ты король и…

Его пальцы возвращаются в мои волосы, и он держит мою голову ровно, глядя мне в глаза. — Я король. И я принадлежу тебе так, как никогда не думал, что это возможно. Больше, чем я принадлежу своей стране, больше, чем я принадлежу народу, я принадлежу тебе.

Я не заслуживаю этого мужчину.

Я.

Не.

Заслуживаю.

Его.

Я облизываю губы, во рту пересохло, сердце заколотилось. — Аксель, — шепчу я.

— Я не хочу больше жить во лжи. Я хочу рассказать девочкам, а потом рассказать всему миру. Но я не сделаю ничего из этого, пока ты не согласишься. Это чертовски убивает меня — не иметь возможности прикасаться к тебе на людях, не иметь возможности петь тебе дифирамбы, не дать всем знать, что я нашёл любовь, любовь, которую я буду носить лучше любой короны. — Он грустно улыбается мне. — Но я не сделаю этого, пока ты не будешь готова.

Он носит мою любовь как корону.

Я просто хочу быть достаточно достойной, чтобы сделать то же самое.

— Просто подумай об этом, — говорит он, вставая на ноги и протягивая свою руку к моей. — Давай. Пойдём поплаваем.

Я даю ему свою руку, и он не отпускает её, пока мы бежим вниз к бирюзовым волнам. Если девочки и считают, что держаться за руки странно, они этого не показывают. Может быть, это потому, что мы стали настолько близки друг с другом, что они считают это естественным. Может быть, потому что то, что есть у нас с Акселем, естественно, так же естественно, как соль в море и солнце в небе.

Он прав. Девочки заслуживают того, чтобы знать правду о нас.

Я могу только надеяться, что моё сердце будет готово к этому.

* * *

Позже тем же вечером мы с Акселем стоим на нашей площадке с видом на океан. Он прислонился к перилам, на нем только пара шорт для плавания, без рубашки. Тёплый ветерок ерошит его волосы, полупустое пиво болтается в его пальцах. Его взгляд устремлён на горизонт, он доволен, но я могу сказать, что в его голове проносится миллион мыслей.

Я смотрю на него и надеюсь, что он отпечатается в моей голове, как на негативной плёнке, и я смогу достать и смотреть на него, когда захочу. Для меня это настоящий Аксель. Великолепный, властный и ищущий покоя.

Я чувствую, что он наконец-то нашёл свой покой.

Он во мне.

— Хороший вид? — спрашивает он с лукавой улыбкой, глядя на меня и делая глоток пива.

— Всегда, — говорю я ему.

— Ты больше не думала о том, что я сказал? — спрашивает он после долгой паузы.

— Мне понравилась часть "носить лучше любой короны". Это было очень поэтично, как обычно.

Он слабо улыбается. — Это не то, что я имел в виду.

— Я знаю.

Он протягивает руку, обхватывает мою талию и притягивает меня к себе. Девочки крепко спят в своей комнате, и мы здесь только вдвоём. Такое ощущение, что мы вдвоём против всего мира.

Его рука исчезает в моих волосах, и он наклоняется, нежно целуя меня в губы. Я провожу пальцами по его спине, ощущая его гладкую, упругую кожу. В такие моменты кажется, что нас невозможно остановить, что мы бессмертны, что мы в центре кружащейся вселенной, бог и богиня, и все миры у наших ног. Ничто не может нас коснуться.

Он отстраняется настолько, что его губы касаются моих. Я слышу, как он сглатывает, а когда открываю глаза, он смотрит прямо в мою душу, в моё сердце. — Я хочу ребёнка, — бормочет он так грубо и так тихо, что я едва его слышу.

Я хмурюсь, мой живот делает сальто назад. — Что?

Ребёнка?

Ребёнка!?

— Я хочу ребёнка от тебя, — говорит он мне в губы. — Я хочу, чтобы мы сделали его. Чтобы мы создали новую жизнь, мою и твою.

Черт возьми.

Это было не то, что я ожидала от него услышать.

На самом деле, я никогда не слышала от него упоминаний о детях, я полагала, что Клара и Фрея — это всё, чего он хотел.

Но теперь он хочет ребёнка от меня.

Меня.

— Я хочу снова стать отцом, — продолжает он. Он выпрямляется, проводит рукой по моей шее. — Я хочу, чтобы ты была матерью моего ребёнка. Моих детей. Черт, я хочу много детей. Целый дворец, полный братьев и сестёр для Клары и Фреи.

Много детей?! Целый дворец!?

Я не знаю, что сказать, что подумать.

Правда в том, что мои яичники сейчас разрываются на миллион кусочков, и я бы солгала, если бы его слова не были самой романтичной, удивительной, радостной вещью, которую я когда-либо слышала (и это говорит он, у которого ужасно романтичное сердце).

И я бы точно солгала, если бы сказала, что не думала об этом.

О, я думала об этом.

Очень много.

Моя матка была бомбой замедленного действия на протяжении почти всех моих двадцати лет, и я думаю, что единственная причина, по которой мне удавалось игнорировать это, заключается в том, что я была няней для чужих детей. А работая няней, я не только получаю семью и безопасность, которых у меня не было в детстве, но и забочусь о младенцах и детях. Они не мои, но это позволяет мне избавиться от этого.

Но с тех пор как я начала работать на Акселя, эта бомба замедленного действия стала звучать всё громче и громче, заставляя меня обратить на неё внимание. Сначала я думала, что это потому, что я так полюбила Клару и Фрею, а потом поняла, что это потому, что я полюбила их отца.

Я бы родила детей от этого человека в любой день.

Что потом? — Говорит голос в моей голове. — Ты думаешь, это действительно сработает?