Фэй Уэлдон - Ненавижу семейную жизнь

Кто-то из детей пришел на свадьбу, кто-то нет, и винить их она не могла. И уж коли на то пошло, сама Серена не была ведь на похоронах Джорджа, чем поразила всех своих друзей и родных. Вдовы на похороны ходят, а бывшие жены? Не ходят, если у них есть хоть капля здравого смысла. А Серена не знала, кто она — жена, бывшая жена или вдова. Зато знала, что Сандра, на чьих глазах умер ее муж — или бывший муж, — намерена прийти.

Я пошла. Спросила у нее позволения, и она сказала, что я могу пойти вместо нее и выразить на людях ее горе. Я очень хорошо относилась к Джорджу. К концу жизни он стал чудаковат, но было ли это заложено в его генах или проявилось как следствие брызг маслянисто-голубых органофосфатов — того самого поражающего нервную систему яда, который применяли нацисты, — мы никогда не узнаем.

Сандра явилась на похороны в оранжевом платье и в веселенькой желтой аскотской шляпке[13]. Она буквально изнемогала от рассчитанного на публику горя. С ней был кортеж подруг, все в слезах, все в шляпках, все рыдали в голос. Я не подошла к ней; мало кто с нашей стороны подошел.

Психоаналитик-антропософка не появилась; наверное, слишком остро чувствовала свою вину и боялась: ей нужны были деньги Джорджа и совсем не нужна его смерть. На следующий день после похорон она пришла в Гроувуд и попросила отдать ей письма, которые она, помнится, писала Джорджу, но дети отказались их искать и уж тем более возвращать.

Джордж и в самом деле приложил усилия, чтобы приблизить собственную смерть: зачем он доверился столь откровенной шарлатанке? Бедняга Джордж… Мне с Себастьяном повезло. Ему удалось прожить больше семидесяти лет и не получить размягчения мозгов, не впасть в депрессию, не отравиться брызгами губительной для нервной системы жидкости, не измениться до неузнаваемости в смысле характера и не доверить свою судьбу свихнувшимся астрологам. А ведь мог начать бегать за маленькими девочками, как это случается с иными, перестать застегивать ширинку, ронять изо рта еду, шамкать вставными челюстями, ссориться с соседями, проклинать врагов, грозить кулаком небу на манер короля Лира — словом, делать все то, что свойственно мужчинам в старости, тут Ванда совершенно права.

Зато, увы, он решил, что к цели надо идти кратчайшим путем, вот почему он сейчас не со мной, а в тюрьме “Бейлмер”.

Что касается Джорджевой любовницы Сандры, то она в конечном итоге устроила свою жизнь вполне благополучно, так что у нас нет необходимости печалиться о ее судьбе. Через полтора месяца после похорон она скорбно подошла к дому одной из своих замужних подруг и, увидев в окно мирную сцену семейной жизни, тихо залилась слезами. Они отворили ей дверь.

— Сандра, почему ты плачешь?

— Плачу, потому что Джордж умер, и я так вам завидую, — сказала она. — Я всегда буду смотреть на чужое счастье со стороны, своего мне никогда не дождаться.

Ее пригласили в дом и сказали, пусть она у них поживет, пока у нее не станет легче на душе. Через полтора месяца она сбежала с мужем: случайно он оказался миллионером. И теперь, насколько я знаю, она живет счастливо.

Серена продолжает описывать мне свадьбу. Хетти рассказала ей, что после церемонии, когда все пошли домой, — Агнешка еще утром сделала профитроли, испекла маленькие кексы с корицей и особый хлеб на сгущенном молоке без сахара, — так вот, молодая жена побежала вперед, шлепая туфлями без задников на маленьком тонком каблучке, — отпереть парадную дверь и поставить чайник. (Раньше это были туфли Хетти, но сейчас ей больше нравится высокая шпилька.) А разводящая кошек мамаша сделала странную вещь. Вбежала за Агнешкой в дом, выскочила через заднюю дверь в садик, взяла горсть земли и раскидала землю в кухне по полу. Тут подошли и остальные. Агнешка налила ведро горячей воды, насыпала в него порошка, мамаша вылила воду на пол, а Агнешка взяла щетку и собрала воду вместе с землей в ведро. У сестрицы неведомо откуда взялись силы, она стала хлопать в ладоши, ну и дальше все пошло своим чередом.

— Хетти сказала “своим чередом”? — спрашиваю я. — Каким это таким своим чередом?

— Ну, это вроде бы такой старинный свадебный обряд, — говорит Серена. — И не так уж все на самом деле хорошо. Хетти и Мартин, может быть, и не считают, что это настоящая свадьба, а вот Агнешка и ее родственники наверняка именно так и считают…

Мартин и Агнешка в постели

Скоро месяц, как прошла свадьба. Хилари уехала во Франкфурт, и в распоряжении Хетти теперь очень приятный кабинет с видом на крыши. Элфи — ее милейшая, но несколько безалаберная помощница; Марина — когда она грозилась подать на издательство в суд, у нее сдали нервы от сомнений: надо ли с нами судиться или нет, — наконец-то закончила роман и принесла рукопись. Книга пройдет на ура. Агнешка нашла свой паспорт и послала письмо в Министерство иностранных дел вместе со свидетельством о браке, которое ни у кого не вызвало интереса. Кажется, Украина скоро станет частью Евросоюза, и потому никого не волнует, по какую сторону границы кто родился, все равно эта граница не сегодня завтра будет упразднена. Барб в декретном отпуске и уехала во Флориду; Дебора больше не беременна. Мартин работает сейчас в “Д’Эволюции”, его начальство — Сирилла Лейтон, эффектная и энергичная молодая особа двадцати семи лет. Она помогает Мартину в работе, поддерживает его и даже ему льстит. Сама она писать не умеет, но хотя бы сознает это, и если иной раз статья выходит под ее именем, его это ничуть не тревожит. И если говорить откровенно, эволюция сама по себе поинтересней, чем деволюция. Дарвинисты и неодарвинисты не дураки выпить, любят крепкое словцо, постоянно шутят и смеются, не то что журналисты, которые погружены в политические теории. Столкнувшись лицом к лицу с человеческой природой, они не впадут в пафос и не станут пытаться исправить мир с помощью политики — возможно, они вильнут вправо, разведут руками и скажут: “А чего вы хотели, такова жизнь”, но Мартина этим не удивишь. Он-то знает, с кем ему по пути.

Когда кто-то интересуется его семейным положением (просто поразительно, сколько молодых женщин на конференциях и вечеринках спрашивают его в лоб: “У вас кто-нибудь есть?”), он отвечает: “Я живу с подругой, она моя гражданская жена. У нас ребенок”. Конечно, он никому и словом не обмолвился о своей свадьбе и рад, что Гарольд вращается в более высоких сферах и потому редко бывает в журнале, иначе без конца подмигивал бы гнусно и намекал.

Политические перспективы Мартина неуклонно улучшаются; он рассчитывает, что партия выдвинет его кандидатуру где-нибудь в захолустье на Севере, и надеется, что он там не пройдет. Эти выборы желательно проиграть, тогда ему предложат какой-нибудь проходной округ поближе к Лондону. Хетти ведь ни за что не согласится уехать далеко от Лондона, он это понимает.