Преследуй меня - Бьянка Коул

этого в его глазах светится нечто такое, от чего у меня скручивает живот, — удовлетворение.

— Ты должна понять, София. Нам нужно было знать, способна ли ты руководить. — Он с отработанной точностью поправляет бумаги на своем столе. — Уловка с болезнью, инсценированные угрозы. Все тщательно организованные тесты.

— Тесты? — Мой голос звучит так резко, что им можно резать стекло. — Ты превратил мою жизнь в эксперимент?

— Оценка. — Он поднимает взгляд, эти знакомые зелено-золотистые глаза — мои глаза — сияют безошибочной гордостью. — И ты блестяще справилась. Как ты справилась с ситуацией в галерее, как быстро ты приспособилась к правде о нашем семейном бизнесе...

— Прекрати. — Я поднимаю руку, к горлу подступает желчь. — Просто прекрати. Это не какая-то корпоративная программа обучения. Это жизни реальных людей, которыми ты играл. Моя жизнь.

— Именно. — Антонио встает, разводя руками. — И ты доказала, что более чем справляешься с этой задачей. То, как ты перехитрила Люсию и легко интегрировалась с Ивановыми...

— Я ничего из этого не делала ни для тебя, ни для этой семьи. Я сделала это, чтобы выжить в том беспорядке, который ты устроил.

Но даже когда слова слетают с моих губ, я узнаю что-то в его расчетливом взгляде — то, что в последнее время я все чаще вижу в своем отражении. Эта способность оправдывать жестокость как необходимость, заворачивать манипуляцию в одеяло любви и защиты.

— Возможно, — соглашается он. — Но этот инстинкт, эта способность превращать выживание в победу? Чистокровный Кастеллано.

Я хочу отрицать это, но слова застревают у меня в горле. Потому что он прав в том, что я вошла в этот мир силовых игр и стратегических войн с пугающей легкостью, как будто надела платье, которое всегда предназначалось мне.

Я смотрю на отца через его письменный стол красного дерева, послеполуденное солнце отбрасывает тени через окна кабинета. Гнев, который привел меня сюда, начинает переходить во что-то другое — возможно, в узнавание. Унаследованных мною моделей поведения, сильных сторон, о которых я и не подозревала.

— Ты именно то, что нужно этой семье, — мягко говорит Антонио, в его голосе нет обычной манипуляции. — Достаточно сильна, чтобы видеть манипуляцию насквозь, достаточно умна, чтобы обратить ее в свою пользу.

Моя рука исследует дорогое дерево, пока я перевариваю его слова. За последние недели я открыла в себе те качества, о существовании которых никогда не подозревала: расчетливую точность в реагировании на угрозы и быстрое стратегическое мышление, которое приходит естественно, как дыхание. Николай увидел эту тьму внутри меня, которая жаждала большего, чем моя тщательно выстроенная жизнь галериста.

— Я такая, какая я есть, — говорю я Антонио ровным голосом. — С твоими планами или без них.

Тяжесть, которую я несла с тех пор, как обнаружила его обман, спадает, когда я ухожу. Не исчезла полностью, но превратилась во что-то, что я могу использовать, во что-то, что делает меня сильнее.

Я опускаюсь в кожаное кресло в своей комнате, мои руки дрожат, когда я наливаю себе на два пальца виски. Янтарная жидкость расплескивается по стакану, выдавая мою не твердую хватку. Гнев и гордость борются в моей груди, отчего становится трудно дышать.

— Ублюдок, — шепчу я, но в слове не хватает того яда, который я хочу, чтобы в нем был. Потому что под яростью оттого, что тобой манипулируют, проверяют, как какую-то лабораторную крысу в лабиринте, скрывается неоспоримый трепет. То, как загорелись его глаза, когда он заговорил о моих способностях, гордость в его голосе, когда он назвал меня «чистокровным Кастеллано», посылают электрический ток по моим венам.

Я делаю обжигающий глоток скотча, позволяя ему успокоить меня. — Мне должно быть все равно, что он думает, — говорю я своему отражению в окне. — Мне не следует нуждаться в его одобрении.

Но я нуждаюсь. Да поможет мне Бог, я нуждаюсь.

Я вспоминаю, как естественно было перехитрить Люсию, превратить угрозы в возможности. Каждое движение просчитано, каждая реакция взвешена — как танец, который я знаю всю свою жизнь, но никогда не исполняла.

— Он не имел права, — шепчу я, но слова звучат пусто даже для моих ушей. Потому что, хотя манипуляция приводит меня в бешенство и вызывает желание разрушить все, что он построил, есть часть меня, которая понимает. Часть, которая распознает во мне ту же безжалостную эффективность.

Виски обжигает мне горло, когда я осушаю стакан. Я его дочь, до мозга костей. Эта мысль одновременно волнует и ужасает меня. Все эти годы чувствовать себя аутсайдером, не вписываться в отточенный мир, который я построила. Теперь я знаю почему. Я не играла в неправильную игру, я просто играла слишком мелко.

Мое отражение показывает глаза, блестящие от непролитых слез, но моя челюсть решительно сжата. У меня такие же зелено-золотистые глаза, как у Антонио, с таким же расчетливым блеском. Я ненавижу то, что он был прав насчет меня, о моем потенциале. И еще больше я ненавижу то, что какая-то глубокая, темная часть меня прихорашивается под его оценкой.

Николай прочищает горло, его высокая фигура заполняет дверной проем. — Ну? — Его низкий голос рокочет.

Я поднимаю подбородок, встречаясь взглядом с этими серо-стальными глазами, которые заглядывают прямо в мою душу. — Теперь мы покажем им, кого именно они создали.

Его гордая улыбка соответствует моей решимости, и я знаю, что бы ни случилось дальше, мы встретим это вместе.

Глава 36

НИКОЛАЙ

Я стою у окна нашего номера в особняке Кастеллано, прижав телефон к уху, пока Эрик рассказывает мне о бостонских операциях. — Сделка с Китаем требует твоего внимания, — говорит он. — Когда ты возвращаешься?

Я провожаю взглядом Софию, пересекающую двор внизу, отмечая, как она движется с новообретенной уверенностью. — Скоро. Осталось уладить последнее дело.

Я практически слышу, как Эрик хмурится. — Кастеллано?

Я мрачно улыбаюсь. — Они пытались играть в кукловодов. Теперь они узнают, что происходит, когда ты пытаешься манипулировать мастером манипуляций и его королевой.

Внизу София останавливается, чтобы рассмотреть статую, ее пальцы скользят по мрамору. Даже отсюда я вижу расчет в ее движениях, то, как она учитывает каждую деталь. Она приняла свою истинную природу, став более опасной, чем Антонио когда-либо мог себе представить.

— Отгрузка в док задерживается, — продолжает Эрик. — Дмитрий предполагает...

— Скажи ему, пусть разбирается с этим. Я доверяю его суждению. — Мое внимание остается прикованным к Софии, пока она разговаривает с охранником, ее поза излучает спокойный приказ. Гордость переполняет мою грудь. Она превратилась из владелицы галереи, которая привлекла мое внимание, в человека, который заставляет даже закаленных солдат выпрямлять спину.

— Ты