Надеюсь и люблю - Светлана Талан

никаких «завтра»! Сегодня — значит сегодня! Я требую разговора сегодня! Незамедлительно! — пытался командовать Крюк заплетающимся языком.

— Хорошо, хорошо, — согласилась я. — Я хочу поговорить о Лизе.

— О Лизе? Лиза… Ее — увы! — здесь нет.

— Я хочу ее найти. Где она?

— Хочешь знать, где она? — Максим Иванович явно был чем-то расстроен. Куда-то улетучилась его напускная вежливость, и он мне «тыкал», хотя до этого мы были на «вы». — Тогда приезжай ко мне! Незамедлительно!

Он отключил телефон.

— Козел! — выругала я его.

Я быстро впрыгнула в сапоги, набросила меховой полушубок и, дав указание Дику: «Будешь дома за хозяина!», вышла на улицу. В лицо ударил порыв морозного ветра. «Не зима, а черт знает что, — пробурчала я себе под нос. — Новый год на носу, снега нет, а мороз трещит».

— Леша, поедешь со мной, — кивнула я телохранителю, смотревшему телик в дежурке.

— А как же дом? Нам не положено оставлять его без присмотра, — подскочил Леха с диванчика и потянулся за курткой.

— Черт с ним, с этим домом! Оставь камеры наружного наблюдения включенными и поехали. Что здесь брать? Налички все равно нет, — ответила я и поспешила к «Хаммеру».

Максим Иванович полулежал в огромном кресле. На нем были байковая пижама в мелкую клетку и комнатные шлепки. Было забавно видеть его в такой одежде. К тому же Крюк действительно был пьян. Его губы отвисли, как вымя у тельной коровы, а на подбородке было жирное пятно от закуски, которая стояла повсюду: на столике, на кресле, на диване, и даже на полу. Вокруг Крюка валялось также несколько пустых пивных бутылок, а на столе стояла одна уже опустевшая бутылка коньяка «Шустов» и рядом недопитая — «Клинков».

— Извините, что не при параде, — развел Максим Иванович руками. — A, почему ты с охраной?

— Володя научил меня быть осторожной.

— Даже со мной? — Крюк расплылся в блаженной пьяной улыбке.

— Всегда и везде. Максим Иванович, — начала я, ища свободное от тарелок местечко на диване. — Я хочу найти Лизу. Помогите мне, прошу вас.

— Я тоже, представь себе, хочу ее найти.

— Где же она? — спросила я, уже теряя надежду чего-нибудь от него добиться.

— Не знаю, — Крюк опустил голову и отрицательно ею помотал.

— Вы можете рассказать мне все по порядку? — пытаясь направить его рассеянные мысли в нужное русло, спросила я,

— Лиза не проститутка. Она — моя потерянная любовь. Ты это понимаешь? — дохнул он перегаром прямо мне в лицо. — Ты когда-нибудь ошибалась? А?

— Все люди делают ошибки. Иногда их даже можно исправить, — начала я спокойным, размеренным голосом. — Вы расстались с Лизой и, как я слышала, заставили работать ее проституткой. Так ведь?

— Угу, совершенно точно, — поднял вверх указательный палец Максим Иванович и тут же схватился за голову. — Лиза, Лиза! Какой же я дурак! Что же я наделал? И зачем?

— Испугались того, что у нее ребенок? Вы просто трус! — забыв об осторожности, выпалила я то, о чем думала. — Это несправедливо, жестоко! Лиза не могла просто так бросить ребенка. Вы знали, что ей негде жить? Что ее отец измывается над матерью? Лиза хотела устроить свою жизнь и дать маме возможность хоть на старости лет пожить спокойно…

— Правда? — Крюк поднял отяжелевшие веки и опять обхватил голову руками. — Лиза! Где мне теперь ее искать?

— Там, где ее oставили. Где же?

— Ее там нет, — развел руками Maксим Иванович. — Ради нее я ушел в отставку… Нет, сначала я страдал… Да, сильно страдал. Потом начал пить. А уже потом, потом ушел в отставку. Но Лиза пропала. Она исчезла. Вот так.

— То есть вы ее не нашли?

— Не-а — помотал головой Максим Иванович. — Нигде не нашел. Она испарилась…

— Может, она уехала в деревню к родителям? — остановила я его бормотание вопросом.

— Ее там нет.

— Вы были в деревне?

— Да, Да! Да Я был везде. Ее нигде нет.

— Значит, надо узнать, забрала Лиза ребенка или нет. Если забрала то, возможно, известно, где она сейчас проживает, — рассуждала я, понимая, что без помощи Крюка мне Лизу не найти.

— Точно! — поднял брови Максим Иванович. — Ты думаешь, она меня простит?

— Не знаю, — пожала я плечами.

— Не простит, знаю — не простит. Если бы я поступал, как Владимир Олегович, может быть, и простила бы. Если бы я проявил хоть малейшую заботу о ребенке, как твой покойный муж…

— Мой муж? — удивилась я. — Какую заботу? О чем вы говорите?

— А ты не знала? — повернул Крюк взлохмаченную голову в мою сторону. — Владимир Олегович, узнав о ребенке Лизы, поехал в Дом малютки и нашел его.

— И что? — спросила я упавшим голосом.

— Купил квартиру в малосемейке на его имя. В общем, когда ребенок вырастет, у него будет крыша над головой. А что я? Копил деньги, копил… Кому? Зачем они мне без Лизы?

От услышанного я оцепенела и сначала не поверила своим ушам. Мое тело парализовало, и я не могла ни говорить, ни шевелиться. Как так? Мой муж грозился выставить меня на панель, а сам заботился о чужом брошенном ребенке? Мысли путались в голове, обгоняя друг друга и мешая в полной мере осознать услышанное. «Ошибалась! Как же ты, Катя, ошибалась в своем муже!» — стучало у меня в висках.

Пытаясь встать, я оперлась о диван и попала ладонью прямо в тарелку с колбасой и салом. Тарелка соскользнула и упала на пол. Закуски разлетелись во все стороны.

— Володя купил ребенку Лизы квартиру? — почта задыхаясь, спросила я, чтобы уточнить, правильно ли я поняла Максима Ивановича.

— Да, твой муж сделал ему подарок к совершеннолетию. Но если кто-то усыновит его, то будет там жить… Вот так-то. У меня нет такого благородства, как у Владимира Олеговича. Я — сволочь, потому что мент. А я ведь тоже из детдома, а вырос тварью… Где мне теперь искать Лизу? — опять заныл Максим Иванович.

— Я пойду, — тихо сказала я, вытирая испачканную руку салфеткой. — Завтра я вам позвоню.

— А поговорить? Со мной кто-нибудь может просто поговорить? — донеслось до меня уже из-за спины. — Никто, никто, кроме Лизы, не хочет со мной разговаривать…

Выскочив на улицу, я вдохнула холодный морозный воздух, но легче мне не стало. Попросив Леху сесть за руль, я забилась в угол на заднем сиденье и пыталась осознать то, что услышала. «Может, пьяный Крюк все напутал? — размышляла я. — Не мог мой муж проявить такую заботу о чужом ребенке, просто не мог. Надо дождаться завтрашнего дня, позвонить Николаю Павловичу, поздравить его с наступающим праздником и все выяснить».