С любовью, сволочь (СИ) - Татьяна Рябинина

и не все были мне по зубам. Всех сложных отправляла на анализы, чтобы потом они пришли на УЗИ к Варваре. Марго позвонила, когда я закончила с последней.

— Маш, ты можешь ко мне приехать? Сегодня?

От ее голоса все внутри у меня оборвалось.

— Рит, что случилось? Что-то… нашли?

— Маша, просто приезжай. Пожалуйста.

Обычно после приема я занималась статистикой, заполняла карты, но тут все бросила, вызвала такси и помчалась к ней. Мысли в голову лезли самые нехорошие. МРТ головы — какие еще мысли могут лезть? Да и Чумаку, по ее словам, там что-то не понравилось.

Запах сигаретного дыма я учуяла еще в прихожей, когда Марго открыла дверь. Она курила редко, я бросила на третьем курсе, как только закончилась анатомичка. Мишка тоже не курил, но сейчас в квартире было, что называется, хоть топор вешай. На кухонном столе стояла бутылка коньяка и рюмка. Тут же лежал файл. Мне стало совсем жутко.

Сев за стол, я взяла заключение, пробежала глазами.

Не рак. Уже хорошо. Но конкретная жопа. Настолько конкретная, что…

— И что ты мне на это скажешь? — спросила Марго с кривой пьяной усмешкой.

— Мишка где?

— В Москву уехал. По делам. Вот будет ему сюрприз, да?

— Рит… Я все-таки не специалист. Я вообще толком не врач еще. Так, полуфабрикат гинеколога. Иди с этим к Чумаку. Он тебя отправит к хорошему неврологу. Я могу только в общих чертах.

— В общих чертах мне уже сказал интернет. Девяностопроцентная вероятность инвалидизации к шестидесяти годам.

— До шестидесяти лет надо еще дожить, — ляпнула я и тут же покрыла себя самым черным матом.

— Не уверена, Маша, что надо, — рассмеялась она, положила голову на сложенные руки и разрыдалась.

Я сидела рядом, гладила ее по волосам и молчала. Потому что сказать тут было нечего. Никакие утешения сейчас не сработали бы. Да, это был, конечно, не окончательный диагноз, но даже в первом приближении все обстояло очень скверно. МРТ показало признаки аутоиммунного заболевания, при котором разрушаются оболочки нейронов. Разновидностей у него было множество, но объединяли их неизлечимость и неизбежная инвалидность.

— Ну вот и причина моих проблем, о которой Чумак говорил, — сказала Марго, немного успокоившись. — Которая неочевидная.

— Не прямая причина, — возразила я. — Гормоны не связаны с взбесившимся иммунитетом. Но когда идет хроническое воспаление, страдает все.

— Ладно, Маша, — Марго встала, вытряхнула пепельницу с окурками в мусорное ведро, убрала в шкаф бутылку. — Спасибо, что приехала. Но теперь мне нужно побыть одной. Не обижайся.

— Рит… — напряглась я.

— Перестань, — она обняла меня. — Никаких глупостей не будет. Ты мне уже помогла. Но дальше я должна принять это сама. Одна. Потому что жить с этим мне. И я сильно подозреваю, что тоже одной.

— Если что, звони, поняла? — потребовала я, одевшись, и Марго молча кивнула.

Автобус подошел почти сразу, я ехала домой и думала о том, что будет с ней дальше.

Да ничего хорошего не будет, ежу ясно.

Хотелось выть и материться.

Ну почему, почему все так срано? За что все это ей?

Я подходила к дому, когда вдруг показалось, что на дорожке у парадной стоит Севка.

Да ну, откуда ему тут взяться? Мне и раньше мерещилось. Застывала на месте, поперхнувшись забившимся в горле сердцем, но человек оборачивался, и, разумеется, это был не он. Иногда даже не очень похожий.

— Маша… — сказал он и сделал шаг навстречу.

Слезы кипели на подступе к глазам, воздух застрял в горле. Я взяла его за руку и повела за собой.

Сева

Я не знал, чего ждать. Поэтому, собственно, ничего и не ждал. Пусть будет как будет.

Руку мою Маша отпустила у двери парадной. Всего-то несколько метров прошли, но я вспомнил его — ощущение переплетенных пальцев. Да, наверно, и не забывал. Спало со всем прочим где-то в глубине. Она достала ключи, открыла кодовой замок.

Интересно, а где мои ключи от ее квартиры? Я ведь их так и не вернул. Наверно, где-то у Женьки, вместе с теми вещами, которые остались у нее.

В голове царил вакуум, поэтому и лезли туда всякие совершенно ненужные мысли. А нужных просто не было. Где-то заблудились. Я понятия не имел, какие мысли сейчас нужны.

В лифте мы друг на друга не смотрели. Интересно, зачем она вообще повела меня домой? Познакомить с мужем?

Это, дорогой, мой бывший одноклассник. Случайно встретились. Восемь лет не виделись.

Хотя нет. Оба окна темные — и комната, и кухня.

Может, он потом придет. Тогда и познакомит.

Кольца нет? Так она же врач, врачи редко носят украшения.

— Проходи, — пригласила Маша, открыв дверь квартиры.

Ага, а мужа-то, оказывается, и нет. Ни одной мужской куртки или пальто на вешалке. Ни одной пары ботинок или кроссовок. Все только женское.

С меня словно валун гранитный свалился. Тот самый, на котором Медный всадник стоит. Гром-камень.

И тут же я увидел мужские тапки в уголке. Явно не гостевые — потому что гостевые Маша достала из тумбочки. Почти новые.

Ну что ж, логично. Было бы странно, если б нет. Наверняка и зубная щетка в ванной стоит. Как моя когда-то.

— Ужинать будешь?

Есть не хотелось, но согласился. Сейчас, наверно, на все согласился бы. Даже унитаз почистить. Просто чтобы было какое-то основание находиться здесь.

Помыл руки, заодно полюбовался на вторую зубную щетку в стаканчике. Кто-то приходит, остается ночевать, чистит зубы. Смирись с этим, Сева.

Пришел на кухню, сел за стол. На то же место, где сидел раньше. Даже диванчик прежний, с протертой в сетку обивкой. Маша доставала что-то из холодильника, разогревала в микроволновке, накрывала на стол. И мне казалось, что она делает это слишком медленно. Чтобы оттянуть тот момент, когда мы окажемся лицом к лицу и надо будет о чем-то разговаривать.

Я тоже не знал, с чего начать. Она выглядела не просто напряженной, но и чем-то очень сильно расстроенной. Вряд ли тем, что увидела меня. Или не только этим. Так и лезло автоматическое «any trouble?» Когда-то я с трудом приучил себя думать по-английски. Теперь надо было отвыкать обратно. И от подобных словечек тоже.

— Ты надолго? — спросила Маша, поставив передо мной тарелку с гречей и тефтелями.

— Совсем.

— А что так?

—