Нора Робертс - Цветок греха

– Погляди на меня! – отрывисто проговорил он, с трудом выталкивая слова из пересохшего горла. – Ну же, погляди!

Она открыла глаза.

– Я люблю тебя, ты слышишь? – В голосе его была какая-то яростная настойчивость. – Видишь?

– Да, – прошептала она не сразу. – Да, вижу.

И потом из ее горла вырвался радостный, торжествующий крик – когда он наконец вошел в нее, глубоко и сильно. Через все ее существо смывающей все на своем пути лавой прошла дрожь блаженства. Она вновь закрыла глаза, подчиняясь и отдаваясь неустанным движениям его тела.

Бессознательно она следовала его ритму, ей казалось, что вокруг бушует гроза – гремят раскаты грома, блещут молнии. Ее тело то сотрясалось, и затем следовал взрыв, то становилось счастливо-бессильным. Ее руки беспомощно соскользнули с его спины. Она услышала, как он произнес ее имя, тело его дрогнуло, ослабло, она ощутила его вес.

Еще несколько мгновений он содрогался, зарывшись лицом в ее волосы. Она тоже продолжала дрожать, но он знал, был уверен: это дрожь, свидетельствующая об утоленном желании. Если бы у него оставались силы, он бы погладил, приласкал ее – но сил не было.

– Сейчас освобожу тебя, – пробормотал он. – Через минуту.

– И не смей об этом думать!

Он улыбнулся и потерся носом о ее волосы.

– По крайней мере, тебе так теплей.

– По-моему, мне уже никогда не будет холодно. – Она вновь обняла его. – Ты, конечно, загордишься от того, что я скажу тебе, но мне все равно. Так вот, ни разу в жизни я не испытывала такого счастья.

Не гордость он почувствовал, услышав это, а радость.

– А у меня просто не было никого до тебя. Шаннон стиснула его еще крепче и засмеялась.

– Чтоб у такого, как ты, да никого не было! Представляю, сколько желающих…

– Если и были, то лишь так, для опыта. – Мерфи шевельнулся, сделал попытку приподняться на локте, посмотрел в ее улыбающееся лицо. Тоже улыбнулся. – Хотя я был бы лжецом, – добавил он, – если бы не сознался, что некоторые эксперименты были вполне приятными.

– Напомни мне позднее, когда поднимемся, чтобы я как следует ущипнула тебя.

Она засмеялась еще громче, когда он дважды перекатился вместе с нею, и они оказались на самом краю одеяла.

– Пожалуй, нарисую тебя в таком виде, – сказала Шаннон, задумчиво водя пальцем по его руке и груди. – Я со школьных времен не писала обнаженную натуру.

– Дорогая, если я буду перед тобой в голом виде, боюсь, что кисть тебе не понадобится.

– Пожалуй, – согласилась она, целуя его. Потом со вздохом откинула голову ему на грудь. – Знаешь, никогда не занималась любовью под открытым небом.

– Ты смеешься!

– Там, где мы жили, это не очень одобрялось.

Он не стал допытываться, шутит она или говорит серьезно. Ощутив, что кожа у нее становится прохладной, Мерфи потянулся за вторым одеялом и укутал ее.

– В эту ночь для тебя многое впервые, – сказал он потом. – Первый раз ты на сейли, первый раз танцевала вальс. И вот здесь, под открытым небом.

– Во всем виноват вальс. Нет, вру. Вальс начал процесс соблазнения, а завершила его твоя песня. Да, да. Когда я слушала тебя, то не понимала, как и почему могла сказать тебе «нет».

– Напоминай мне, чтобы я пел для тебя почаще. – Мерфи обхватил ее за шею, укутанную одеялом. – Прекрасная зеленоглазая Шан, любовь всей моей жизни! Поцелуй меня еще раз.

Шаннон задремала. Мерфи разбудил ее, едва небо высветилось на востоке. Он сделал это с неохотой: ему нравилось смотреть на нее спящую; на то, как спокойные ресницы лежат на чуть порозовевших щеках. И он желал, чтобы наступило такое время, когда он снова и снова будет видеть, как она спит – на рассвете, после ночи любви.

Но пора было возвращаться.

– Шан! – Он осторожно коснулся пальцами ее щеки, поцеловал. – Дорогая, скоро утро. Звезды уже исчезли.

Она шевельнулась, пробормотала что-то, прижалась к его руке. Он едва различил слова:

– Почему ты не останешься? Почему? Зачем приходить ко мне, чтобы покидать снова?

– Шш… – Мерфи крепче обнял ее. – Я здесь и никуда не ухожу. Тебе что-то снилось.

– Если ты любишь, то больше никуда не уедешь. Поклянись.

– Я люблю тебя. Пробудись. Ты никак не проснешься.

На этот раз она открыла глаза. Какой-то еще миг она находилась между двумя мирами – действительным и воображаемым, и оба казались ей реальными.

Светает. Предрассветная пора. Запахи весны. Серые холодные камни вокруг, под начинающим светлеть небом, и теплые руки возлюбленного на ее плечах.

– Твой конь…

Она неуверенно оглянулась: почему не слышно звона уздечки и нетерпеливого перебора копыт?

– Все мои лошади в конюшне, – ласково сказал Мерфи, поворачивая ее лицо к себе. – А где ты?

– Я? – Она заморгала и окончательно избавилась от сновидений. – Мерфи?

Он внимательно, с некоторым испугом вглядывался в ее лицо.

– Что ты увидела? Можешь вспомнить? Я хотел покинуть тебя?

Она покачала головой. Выражение отчаяния, страха быстро исчезло с ее лица.

– Мне приснилось что-то. Вот и все.

– Расскажи подробней.

Она спрятала лицо у него на плече.

– Просто сон. Уже утро?

– Да, почти. Я провожу тебя до Брианны.

– Так быстро прошла ночь?

Он стиснул ее в объятиях, затем поднялся, чтобы взять одежду.

Свернувшись под одеялом, Шаннон наблюдала за ним, и в ней зарождались искры нового желания. Она села, опустила одеяло с плеч.

– Мерфи!

Он взглянул на нее, и она испытала радость, увидев, как его глаза загорелись от страсти.

– Мерфи! Я хочу, чтобы ты опять любил меня.

– Я хочу этого больше всего на свете, но мои родные в доме могут…

Он замолчал, потому что она поднялась во весь рост, сбросив одеяло, стройная, обнаженная, зовущая, и пошла к нему.

– Хочу, чтобы ты опять… Как в самый последний раз. Быстро и отчаянно.

В ней было что-то от колдуньи. Собственно, он понял это, когда только увидел ее глаза. Сейчас в них светились сила, уверенность, волшебство. Выражение их не изменилось и после того, как он схватил ее за волосы и повел к стене.

– Тогда здесь, – произнес он хрипло.

Он резко повернул ее, прислонил спиной к камню стены, который лишь выглядел холодным, а на самом деле был теплым и гостеприимным. Таким, во всяком случае, она ощутила его сейчас.

Мерфи обхватил ее за бедра, приподнял. Она обвила его руками и ногами и вздрогнула, когда он с силой вошел в нее. Движения его были быстры и отчаянны. Как она и просила, если сама понимала, что хотела сказать.

Глаза в глаза, каждое яростное движение отнимает чуть не все силы, лишает дыхания. Ее ногти царапают ему плечи, губы что-то силятся сказать, и наконец из них вырывается победный вздох, когда их тела одновременно сотрясаются в счастливых конвульсиях.