Жестокая болезнь - Триша Вольф

просматриваю удаленные электронные письма, обнаруживая одно, которое она пыталась скрыть.

Ярость воспламеняет мою кровь, когда я читаю электронное письмо, отправленное доктору Нобл. Она была криминальным психологом, назначенным Грейсону Салливану до суда. Она освобождает убийц из камеры смертников и смягчает приговоры. И Блейкли рассказала ей личные вещи, произошедшие между нами. Я захлопываю ноутбук.

Предательство — это удар хлыста, пронзающий мою душу, если она вообще существует.

Какая возможная причина могла быть у Блейкли, чтобы вовлекать ее? Салливан жестоко убил мою сестру, и доктор Нобл, честно говоря, ни на йоту не лучше. Какого ответа добивается Блейкли?

Как только эта мысль приходит в голову, что-то похожее на чувство вины сжимает мой желудок. Несмотря на весь мой интеллект, я внезапно ощущаю тончайшую дымку глупости. Конечно, она тянется к любому звену, связанному со мной. Конечно, она нашла бы общий знаменатель.

Я открыл пути ее мозга для совершенно нового переживания, не вернулся за ней. Бросил на произвол судьбы в растерянном состоянии.

Я вспоминаю Блейкли сквозь языки пламени, когда они охватывали хижину — этот ее образ запечатлелся в моей памяти, как кошмар, от которого я не могу очнуться. Я переживаю это снова и снова, тот момент, когда наши глаза встретились через огонь, ту долю секунды, когда я усомнился в ее выборе, когда страдальческое выражение исказило ее черты.

Я должен был прыгнуть сквозь пламя ради нее.

Если бы я мог повернуть время вспять, я бы никогда не отпустил ее.

— Черт.

Теперь она ищет ответы из единственного источника, который может уничтожить нас.

Мне нужно знать, какой психической чепухой пичкает ее доктор Нобл. И что она планирует делать с информацией, которую Блейкли так откровенно и безответственно предоставила ей обо мне и моем проекте.

Мне нужно самому нанести визит доктору Нобл.

Направляясь к лестнице, я замечаю открытую спальню Блейкли и не могу устоять перед искушением. Ее кровать прямо там. Не застелена. Покрывала скомканы в центре. Я представляю, как она сворачивается калачиком, ее руки обнимают подушку, мягкие пряди светлых волос спутаны на лице.

Затем, когда сокращаю расстояние, мой взгляд натыкается на что-то белое, скомканное под подушкой. Я достаю предмет одежды и расправляю его, чтобы рассмотреть.

Сразу узнаю футболку, потому что она моя.

Блейкли спит в моей футболке.

Неожиданная вспышка возбуждения разгоняет мою кровь, направляясь прямо к паху. Я подношу ткань к носу и вдыхаю, узнавая аромат своего одеколона. Улыбаюсь.

Она может представлять себе мое лицо, когда колотит боксерскую грушу, но она вдыхает мой запах по ночам, когда ей страшно, и нужно утешение — и это знание очень важно.

Засовываю футболку под подушку, где ей самое место.

Когда спускаюсь со второго этажа, мои чувства улавливают что-то неуместное. Стоя у подножия лестницы, я поворачиваюсь спиной к кухне и осматриваю гостиную, отмечая каждую деталь. Входная дверь закрыта. Заперта. В квартире тихо, но чувствуется сквозняк.

Слишком поздно я улавливаю колыхание льняных занавесок и открытое окно.

Поворачиваюсь в сторону кухни, а он уже стоит передо мной.

Моя кожа покрывается льдом. Каждая артерия внутри тела сжимается. Сердце бешено колотится в груди, пытаясь разогнать кровь, но разум подавляет основные функции организма, когда я смотрю в холодные глаза убийцы.

Грейсон Салливан.

Мэнский ангел.

Монстр, убивший мою сестру.

— Ты, — говорю я каким-то отдаленным голосом.

Салливан поднимает подбородок, светлые глаза угрожающе сверлят меня.

— Доктор Алекс Чемберс. Натворил же ты делов.

Смущение искажает мои черты, но у меня нет возможности задать ему вопрос. Мы оба двигаемся мгновенно. Я целюсь ему в живот, он целится мне в лицо.

Во время яростного столкновения я теряю сознание.

В комнате становится темно.

Запах Блейкли — последнее, что исчезает из моих ощущений.

ГЛАВА 29

АНГЕЛ МИЛОСЕРДИЯ

АЛЕКС

Из всех структур и систем во Вселенной время — самое жестокое.

Вся наша жизнь сосредоточена вокруг времени. Наш день состоит из его относительной природы. Слишком много времени мы проводим, скучая в зале ожидания, позволяя времени растрачиваться впустую, как будто оно бесконечно. Ждем, когда в конце года истечет время, чтобы мы могли перезагрузиться и начать все сначала, совершенно новыми людьми с мечтами и целями.

Точно так же никогда не бывает достаточно времени, чтобы выполнить важную задачу, цель, мечту. И еще хуже — потеря времени, чувство сожаления или отчаянная боль от того, что времени слишком мало, когда последние мгновения проводятся с любимыми, прежде чем их время уйдет навсегда.

Время, которое я потратил на изучение Грейсона Салливана, можно было бы назвать навязчивой идеей, и оно должно послужить мне сейчас. Это должно было подготовить меня к моменту, когда он нарисовался в моей жизни. Мы неизбежно пересеклись бы. Однако жестокая ирония заключается в том, что, когда мы сталкиваемся с нашим самым сокровенным желанием, подготовка часто оказывается самым большим просчетом времени.

Я никогда не смог бы подготовить себя к этому моменту.

И теперь у меня нет другого выбора, кроме как ждать. Секунды превращаются в минуты, пока я пристегнут к собственной каталке. В воздухе раздается слабое тиканье, — насмешливый звук, всплывающий на поверхность из воспоминаний. Здесь нет часов — я постарался, чтобы их не было.

Когда я проснулся, с затуманенными глазами, с горьким привкусом какого-то наркотика на языке, воспоминание о том, как он обезвредил меня, начало просачиваться обратно. Голова болезненно гудит в том месте, где он ударил меня металлическим прутом, и я чувствую рану на шее от иглы.

Ужасная сухость во рту. В висках пульсирует. Когда мой разум проясняется, я ощущаю кожаные ремни, пристегнутые ко лбу, запястьям и лодыжкам.

Тиканье затихает при звуке шагов ботинок по полу. Я пытаюсь повернуть голову, и тут же ощущаю острую боль в шее.

— Как ты меня сюда притащил?

Есть и другие, более насущные вопросы, требующие ответов, но начнем с этого. Нельзя протащить взрослого мужчину по городу, не привлекая внимания.

Раздается звон инструментов на металлическом столе, затем Грейсон появляется в поле моего зрения. На нем черная водолазка и черные брюки. А пронзительные бесцветные глаза оценивают меня холодно и безразлично.

— Тащить человека без сознания по тротуару в этом городе — не удивительно. Кажется, я даже помахал полицейскому по дороге.

Салливан разговаривает со мной. Слышать его голос — шок для моего организма. Я видел его на телеканалах, откопал редкие интервью в интернете. Но сейчас другое; здесь нет маски.

Я смотрю в бездушные глаза убийцы-психопата, в которых нет ни сочувствия, ни милосердия.